Читать книгу "Над Канадой небо синее - Комбат Найтов"

И вот, наконец, мыс Амгу на траверзе, до него двадцать одна миля. Сто семьдесят пять миль до Вакканаи по правому борту, где-то справа полуостров Сахалин. Следуем до ДБК курсом двадцать семь градусов к бухте Усиро, ограниченной мысом Стукабис, по имени голландского капитана, который в начале семнадцатого века достиг этих мест. Дымка давно превратилась в туман, и мы идем уже восьмые сутки, вместо планировавшихся пяти. А до места еще пилить и пилить!

Ветер совсем сдох, море разгладилось, паруса обвисли. Этого только и не хватало! А течение здесь сильное, на месте не стоим, сносит к югу. Хочешь не хочешь, а пришлось готовить машины и переходить на них, хотя пополнить запасы топлива можно только на берегу, если найдем торф или древесину. Скрепя сердце, отдал такой приказ. Глухо зазвучали клапаны, появилась легкая вибрация, паруса срублены, и корабли продолжили движение. За все время плавания не встретили ни одного судна. Даже джонки отсутствовали.

Через семь часов утром ветер задул почти попутный, немного неудобно, шхуны не любят попутных ветров, паруса приходится вываливать в разные стороны, бабочкой. Но слева лесистый берег материка и довольно обширная прибрежная полоса мелководья, справа тоже вода особой глубины не показывает. Море мелкое, вода лазоревого цвета. Но глубина пока больше шестидесяти метров. И, черт подери, почти полное отсутствие горизонтальной видимости. А наверху светит солнце, и жара стоит под тридцать градусов. Лето! Вот такое поганое лето! Точнее, начало осени.

Прошли еще сутки, зафиксировал мыс Усиро и лег на генеральный курс ноль градусов. Сейчас начнется самое интересное: море с обеих сторон сузилось, и утром и вечером справа и слева виднеется лес. Вместо моря следуем каким-то каналом или рекой, потому что течение довольно сильное, и его приходится учитывать. Мы оба, и я, и Дмитрий Семенович, с мостика спускаемся на пару часов в разное время, чтобы урвать хоть немного на сон. Остальное время ведем наблюдение и записываем все до мельчайших подробностей. Еще около полутора суток, и берега пошли сближаться. Море заканчивалось, как написано в голландских лоциях. Ударила рында с бака, и я застопорил машину и приказал отдать якорь. Под килем три метра. Правда, сейчас отлив. Посовещавшись с Бахметьевым, выбрали якорь и отошли южнее, где было десять метров под килем. Там стали на якорь. И я достал карты из сейфа.

Крейсер имел почти десять метров осадки и дальше пройти не мог. Более мелкосидящая «Татьяна-106», назначенная отцом в этот рейс, могла двигаться дальше. Ей глубины позволяли. Оставив старпома командовать кораблем, мы оба перебрались на «Татьяну». Самым малым и замеряя глубину лотом, двинулись вперед, ведя прокладку по неизвестной карте. Фарватер, обозначенный на карте, никакими буями и вешками не обозначался на воде. Вошли в небольшую бухту, со всех сторон был лес. Море – кончилось!

– Вон! Вот проход, обозначенный на карте, – палец капитан-лейтенанта указывал на северо-восток. Я с биноклем пытался что-то рассмотреть. Точно! Есть поверхность воды, и пеленг на него совпал с картой.

Самый малый! Проходим мыс и видим открытое пространство. Это не бухта, а пролив! На север идет сплошное море. Через пятьдесят миль, точно по карте, подошли к устью Амура и выгрузили все речные корабли и катера. Им еще бежать более тысячи километров вверх по реке, правда, в сейфе лежали два тома атласов реки Амур для каждого из корабликов. Интересно, где отец их взял?

Нашли подходящее место для якорной стоянки и площадку, где можно высадиться, чтобы разбить лагерь. Проинструктировали еще раз лейтенанта Муравьева, командира «Т-106», о том, чтобы лагерь был виден с реки и необходимости в нем создать достаточный запас продовольствия на случай зимовки как самого «Т-106», так и возможного его ухода из-за ледовой обстановки раньше, чем подойдут «речники». На этом миссия «большого начальства» была исчерпана, командование передали непосредственно Муравьеву, и командирский катер «Татьяны» доставил их на борт крейсера. Тишину залива разорвал выстрел из сигнальной пушки на захождение, еще на трапе Бахметьев приказал сниматься с якоря.

– Александр Святославович, готовьте отчет в Выборг, а я приступаю к исполнению своих обязанностей как командир крейсера. Экспедиция для нас закончена, вне зависимости от итогов ее завершения. Предлагаю назвать пролив проливом Александра.

– Мне кажется, что его следует называть проливом Святослава. Без него мы бы не рискнули следовать сим мелководным фарватером.

– И то верно! Разрешите откланяться, дела!

Якорь выбран и обмыт, паруса поймали ветер, и крейсер набирает ход в обратном направлении. На этот раз Дмитрий Семенович решил следовать ближе к берегу Сахалина – стремился обнаружить там присутствие людей. Но на острове никаких признаков жилья. Ни дымка, ни костра, ни лодок. Обнаружили небольшой скалистый остров в южной оконечности Сахалина, не отмеченный на голландской карте, но существовавший на карте отца под названием Манерон.

Первые суда были отмечены только южнее островов Теури и Яджишири. Вошли в бухту Ишикари. Там тревога, навстречу выскочили несколько джонок и большое гребное судно. Пытаются создать строй и не подпустить к берегу. Тот пуст, судя по всему, селиться у моря запрещают. Береговых укреплений нет, довольно большой пляж, удобный для высадки. Справа, где начинаются холмы, небольшое селение и пара причалов. В глубине видны строения, но это достаточно далеко от моря. Там Саппоро. Нечто, напоминающее порт, обнаружено еще правее и нанесено на карту голландцев. Это Отару.

Кораблики японцев из кожи вон лезут, стараясь помешать. Особенно на галере стараются. Поют что-то воинственное и ритмичное. В бинокль видно, что все гребцы бородатые, а воины волос на подбородке не имеют. Подгоняют гребцов плетками. Маленькие джонки, трепеща бамбуковыми жесткими парусами, готовятся к бою, жаровни на батарейной палубе дымят. Немного смешно выглядит: стайка мелких горластых собаченций решила напасть на огромного слона. Самый большой из кораблей длиной примерно в два командирских катера. Не думаю, что этим ребятам очень нравится их затея, но плетки на палубе галеры заработали чаще.

Мы шли под двумя кливерами, держа минимальный ход, с тем чтобы штурманам было удобнее снимать берег на кальку. Все были заняты, и только боцман стоял у блока управления спаренным пулеметом Владимирова. Он контролировал действия противника. Сама установка находилась на корме, и возле нее никого не было. Боцман держал рукоятки управления, между которыми находился довольно большой кольцевой прицел. Башня повизгивала приводами и редукторами. Эти звуки дополнительно отпугивали японцев. Им было непонятно, что это такое и чем может им угрожать.

Через пару миль «преследования» сигнальщик доложил, что из порта Отару вышли еще парусные кораблики и идут на пересечение курса. Всего японских кораблей набралось больше двадцати. Большой опасности они не представляли, только в навигационном плане. Так и случилось! Подошедшие от Отару корабли начали выполнять поворот, замешкались немного и, чтобы не столкнуться между собой, отвернули нам под нос. Даже на очень небольшой скорости удар форштевнем оказался катастрофическим для маленького деревянного кораблика, который просто развалило на две части. Капитан-лейтенант Бахметьев объявил шлюпочную тревогу, выполнил разворот и стал подходить к месту катастрофы. Что тут началось! Японцы как с цепи сорвались и открыли огонь по плавающим в воде людям, стремясь их утопить раньше, чем мы успеем их спасти. Но выстрелы прозвучали, и боцман дал очередь под нос их флагмана. У того единственного на мачте болтался какой-то незнакомый вымпел.