Читать книгу "Последний роман Владимира Высоцкого - Юрий Сушко"

А он ей отвечал теплейшей взаимностью:

И пели мы Белле.Молчали мы Белле.Уйти не хотели.Как утром с постели…Идите смягчиться не к водке, а к Белле…

Рассказывая о Высоцком, Ахмадулина вспоминала: «Дружила… Вот на этих ступеньках он сидел, читая нам стихи и совершенно искренне горюя об их неиздании. Я очень старалась ему помочь, пробить туманное и непонятное сопротивление официальных лиц. Но что я могла… Я иногда шутила: «Володька, меня скоро выгонят из Союза писателей, иди на мое место…» А как ждал Володя своей книги при жизни, как удивительно наивно, по-детски хотелось увидеть ему свое слово напечатанным… О, если бы вы знали, как желала я тогда, чтобы его печатали… Сегодня видно, как вредило ему, что стихи не печатались. Он вытягивал голосом по три варианта строки, а решения – ни одного…»

Признавалась, что «очень любила получать от него письма. Безумно радовалась, когда Володя и Марина уезжали на автомобиле в Париж. Тогда я сидела возле окна и думала: как здорово, что они сейчас едут в этом автомобиле. И им хорошо вдвоем. Володя всегда мог написать строчку, после которой было хорошо несколько дней…»

Ее поражала невообразимая широта характера Высоцкого: «Он был необыкновенно щедрый, необыкновенно добрый человек. Ему ведь очень трудно приходилось зарабатывать деньги, к тому же он был окружен всяческими запретами. У меня однажды было такое положение, что совершенно необходимы были деньги. Я ему позвонила. Он думал буквально полминуты, где взять деньги, а потом привез их. А ведь у него самого не было, он для меня достал… А потом мы все встретились в Минске – Марина, Володя и я. Он озвучивал там какой-то фильм на минской киностудии. И я ему сказала: «Володя, а вот тебе деньжонки!» Он говорит: «Какие деньжонки? Ты что, с ума сошла?!» – «А вот я тебя просила, и ты мне привез. Позволь отдать». Все смеялись тогда».

На вечере памяти Владимира Семеновича в Центральном Доме кинематографистов Изабелла Ахатовна говорила: «Высоцкий – несомненно, вождь своей судьбы. Он предводитель всего, всего своего жизненного сюжета… И мне довелось из-за него принять на себя жгучие оскорбления, отношение к нему как к независимому литератору. Я знаю, как была уязвлена столь высокая, столь опрятная гордость, но опять-таки будем считать, что все это пустое. Я полагаю судьбу Высоцкого совершенной, замкнутой, счастливой. Потому что никаких поправок в нее внести невозможно…»

Смерть Владимира Семеновича, словно короткое замыкание, шарахнула по нервам и сердцам многих поэтов. Одной из первых ощутила эту боль Ахмадулина:

Твой случай такой, что мужи этих мест и предместийБелее Офелии бродят с безумьем во взоре.Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:Так быть или как? Что решишь ты в своем Эльсиноре?

Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.Дарующий радость, ты – щедрый даритель страданья.Но Дании всякой нам данной тот славу умножит,Кто подданных душу возвысит до слез, до рыданий.

Спасение в том, что сумели собраться на площадьНе сборищем сброд, бегущим смотреть на Нерона,А стройным собором собраться, отринувших пошлость.Народ невредим, если боль о певце всенародна.

Народ, народившись, не неуч.Он ныне и присно не слушатель вздора.Быть иль не быть? Вот вопрос – как нам быть?Не взыщите.

Люблю и хвалю, не отвергшего смертную чашу.В обнимку уходим все дальше, все выше и чище.Не скряги – не жаль, что сердца разбиваются наши,Лишь так справедливо, ведь если не наши, то чьи же?

Затем Белла принимала живейшее участие в обсуждении концепции мемориального спектакля Таганки о Высоцком. Во время одного из коллективных «мозговых штурмов» предложила: поставить «Гамлета»… без Гамлета, заметив: «Пекло боли останется безутешным, и навряд ли найдется такая мятная прохлада, которая когда-нибудь залижет, утешит и обезболит это всегда полыхающее место».

Для нее замечательный дар Высоцкого был и остался суммой талантов. Но главным – его изумительный язык, как бы корявый, картавый, но понятный всем и служащий каким-то утешением.

«В меня влюблялася вся улица и весь Савеловский вокзал…»

– Валера-а! – на весь двор завопил Высоцкий, едва увидев соседа по подъезду. – Валера! Иди сюда скорей!

Нисанов подошел:

– Что случилось?

– Тебя мне сам бог послал! Выручай! Еду в аэропорт за Мариной! Умоляю, убери отсюда эту гадину! – И Высоцкий махнул рукой в сторону дома.

Валерий оглянулся: у подъезда маячила стройная девичья фигура.

– Видишь? А ты что, ее раньше не замечал?

– Да нет, я в командировке был, – объяснил Нисанов. – Только вернулся.

– Представь, – горячился Высоцкий, – она тут уже неколько дней торчит! И всем встречным-поперечным говорит: «Я – Володина невеста. Он обещал на мне жениться». Сделай что-нибудь, умоляю… Я уже опаздываю!

Нисанов профессиональным фотовзглядом оценил девицу: можно справиться. Как не помочь по-соседски?!.

Подобных историй с Владимиром Высоцким случалось великое множество. Еще один сосед по дому, художник Гриша Брускин подтверждал: «Подъезд осаждали безумицы, прибывающие из различных уголков необъятной нашей родины. Строгие консьержки Варвара Ивановна и тетя Надя в дом их не пускали. Девушки караулили часами на улице».

Их ничего не могло остановить. «Какие-то дамы, которые подкупали консьержку, днем забирались на чердак, – вспоминал Иван Бортник. – Володя жил на восьмом этаже, и часа в три ночи они врывались в квартиру. Мы же ночные люди. Сидим, пьем чай, разговариваем – и вдруг звонок в дверь. Открываешь – безумные глаза…»

– Ну вот, опять! – Высоцкий уже лез на стенку. – Это сумашеч-ч-чие!.. Ну что же делать?!. Они из уст в уста передают друг дружке мой адрес, проникают в дом, спят на лестничных площадках, а ночью трезвонят в дверь. Другие ждут до утра… Трезвонят! Я уже номер своего телефона пять раз менял, ты же знаешь!

Таганцы называли околотеатральных девочек «сырихами». Почему? «Кто-то пустил словечко, так и повелось, – пожимал плечами Иван Бортник. – Особенно много их вилось вокруг Володи Высоцкого, а он ведь был очень влюбчивый и ревнивый. Дико ревнивый…»

В театре Высоцкий упрашивал товарищей: «Дверь на засов! Держать и не пущать!» Но куда там! Сердце не камень. Страшно обиделся на Виталия Шаповалова, который, сжалившись, провел какую-то темпераментную театралку на «Гамлета», а оказалось, она вовсе не спектакль жаждала увидеть, не шекспировскими страстями проникнуться, а свои ублажить – пробиться в гримерку Высоцкого. Другая только ради того, чтобы каждодневно видеть его, нанималась в костюмерши… Некоторые совали в почтовый ящик конверты с обручальными кольцами и записками: «Я тебя хочу». Иван Дыховичный видел: «Женщины были готовы лечь под него в любую минуту».