Читать книгу "Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин"

— Совсем ты обмоскалился, Петрашка, — присмаливая трубочку с турецким табаком, подмигнул станичникам старший патруля. — Уж скоро на свое подворье въедешь, а все с пиджаком никак не расстанешься.

— Одежда ладная, — отбрехнулся Петр, проверяя, крепко ли завязан узел на сакве. — С пуговицами и нигде не цепляется.

— У француза тоже была ладная, да где тот француз.

— Да ладно вам, братья казаки, я ж еще студент московского университета.

— Не ровняй горбатого к стенке, все одно толку мало, — станичники засмеялись, по кругу тут же пошла гулять чапура с чихирем прошлогоднего урожая. — Надумал обучением удивить, когда у нас каждый второй малолетка уже в студентах ходит. Скоро чеченца сдерживать станет некому.

— Как там в Москве, думают ли генералы задавить Шамиля?

— Что, достал вас этот набожный абрек? — принимая кружку с домашним вином, сверкнул темными зрачками Петр.

— Не то слово, брат, весь Кавказ взбаламутил. В станице Наурской главарь банды абреков по имени Муса во время набега на склад с продовольствием не пожалел ни одного русского солдата из охраны. Досталось и наурцам. Такого еще никогда не было.

— Разговор идет, что это и есть ваш кровник, он тоже однорукий и одноногий.

— А что же он в Наурской разбойничал, а не в Стодеревской? — недобро ухмыльнулся Петр. — Кажись, в той станице кровников у него нет.

— Про это мы спросим, когда заарканим его как паршивого барана.

— Если бы генерала Ермолова не отправили в отставку, то этим Шамилем у нас и не пахло бы. А теперь к этому имаму не только равнинные балкарцы и карачаевцы потянулись, но и смирные до этого адыги с абхазами. Даже осетины начали делиться на два лагеря — одни мусульмане, а вторые отбивают поклоны нашему Христу, хотя не забывают и своего Вастерджи. Вот какие, Петрашка, дела. Шамиль всей России объявил газават.

— Мало ли их объявляли, — вытирая усы рукавом пиджака, отозвался Петр.

Его неприятно удивил рассказ про абрека Мусу. Он подумал, что если этот обрубок до сих пор жив, то пора бы до него добраться и поставить точку, но, не желая выказывать охватившего его волнения, рассказал о слухах, ходивших среди московских офицеров,

— Говорят, что чеченцев и дагестанцев с насиженных мест сгонять не будут. Их оставят в своих аулах и начнут приучать ко всему русскому. А войска пошлют на турецкую территорию, чтобы продвигаться дальше, на Индию.

— Вот оно как, братья казаки! С кавказцами, значит, поступим как с татарами, а сами пойдем омывать сапоги в Индийском океане, — огладил литые усы подхорунжий, — Все по писанному, как завещал нам Чингисхан. Терцы дружно засмеялись.

— Как там мои родственники? — дождавшись, когда станичники утихнут, спросил Петр. — Почти три месяца прошло, как письмо из дому получил.

— Опомнился наш ученый студент. Чего сразу-то не спросил? — вновь оживились казаки. — А теперь придется потерпеть, знаешь присказку, что сладкое напоследок?

— Говорите уж, что вы из меня жилы тянете! — не выдержал Петр. — По глазам вижу, что весть хорошая.

— Пляши, Петрашка, — хлопнул в ладоши его товарищ детства, ныне носивший погоны подхорунжего. — Твой батяка полковником стал, по-старому, значит, казачий старшина.

— Ему войскового старшину присваивали, но тогда надо было бы со всей семьей перебираться в Пятигорскую или в Кизляр. А он не захотел.

— Вот это новость! — оторопел от неожиданности Петр, знавший о провинности отца, допущенной еще в Париже, когда тот взял силой французскую девушку Софи д'Эстель, свою будущую супругу, а его мать. Из-за этого батяку на долгие годы заморозили в продвижении по службе. — Что же это получается?

— А то, брат казак, — дурашливо растопырил руки в стороны старший отряда. — Видать, преставился ясновельможный начальник, исполнявший указ Александра Первого задерживать Даргана Дарганова в повышении в чинах.

— А Панкрат, старший твой братец, Петрашка, теперь уже не хорунжий, а сотник.

— Ну дела! И мне никто ничего не прописал, — не мог придти в себя Петр. — Когда же их успели произвести?

— Да вот на Пасху указ перед станицей зачитали.

— Ставь магарыч, студент, за добрую весть…

И снова под колеса двуколки легла широкая дорога на Моздок, укатанная войсковыми обозами. Ездить в одиночку по тракту по-прежнему было опасно, несмотря на то, что по ней взад и вперед сновали запряженные рысаками экипажи с проезжими офицерами и чиновниками и тащились убогие осетинские арбы с равнодушными волами в ярме. Набеги абреков из чеченских и дагестанских аулов не прекращались никогда. Работали под немирных и банды, состоящие из местных черкесов

Перед отъездом из гостиницы Петр вытащил из-под сидения сверток с полным комплектом формы и вооружения терского казака, но черкеску с папахой одевать не стал, рассудив, что в глазах станичников его студенческая одежда будет выглядеть представительнее. Терцы с уважением относились к ученой молодежи, признавая за ней будущее своего сословия.

Расположив шашку, с пистолетом и ружьем так, чтобы ими можно было воспользоваться в любой момент, Петр пустил кабардинца в размеренную рысь. Скоро показалась горная гряда, дорога втянулась в долгое ущелье с гремливой речушкой, склоны которого где-то поросли корявым лесом, а где-то обрывались голыми неприступными скалами. Здесь надо было держать ухо востро и в случае чего немедленно нажимать на курок. Все чаще на вершинах начали появляться вооруженные до зубов всадники, застывающие каменными истуканами на самом краю отвесных обрывов. Небольшие отряды разбойников и раньше виднелись сквозь степное марево, но ближе, чем на расстояние ружейного выстрела, они не приближались. Особенно опасными были участки со сглаженными склонами и с островками леса на них. Наблюдатель, затаившийся на вершине, мог подать сигнал сообщникам, прятавшимся в кустарнике, и стремительный бросок абреков не продлился бы и пяти минут. Но все обошлось, Петр без приключений приехал в Моздок.

Глава девятая

Карета, запряженная четверкой сытых лошадей гнедой масти и украшенная родовыми гербами, мерно покачивалась на широком укатанном тракте, ведущем в Великое княжество Финляндское. Его включили в состав Российской империи в 1809 году, после того как шведы, битые еще Петром Первым под Полтавой, потерпели от русских войск очередное крупное поражение. Швеции пришлось лишиться этих земель, удержав при себе лишь Норвегию. Солнце приближалось к зениту, лучи его обливали карету беспрерывными потоками света и тепла. Заросший рыжеватой бородой кучер в высоком цилиндре, в черном кафтане из грубоватого сукна с зелеными атласными отворотами равнодушно помахивал хлыстом над лошадиными крупами, не переставая гундосить длинную финскую песню, состоящую из нескольких слов. Упругие рессоры на колесных парах неназойливо поскрипывали на редких кочках и ухабах, навевая светлую дремоту на пассажиров кареты.