Читать книгу "Ночной клуб на Лысой горе - Дарья Донцова"

— На момент смерти Пуськовой у Касьянова алиби — художник сидел в обезьяннике, — сообщил Кузя. — Наш герой, выйдя с вечеринки, устроил свару с парковщиком, дал ему в нос и был доставлен в участок. Из-под стражи его вызволил адвокат. Когда Федор вышел на улицу, там уже стояли журналисты с камерами. Да уж, пиар-агент у дебошира мужик активный, своего не упускает. Но в данном случае это не только очередная акция ради привлечения внимания, а еще и надежное алиби.

— Рекламой у Федора занимается женщина, — поправила я. — Но ты прав, она, похоже, очень деловая. Только до сих пор мне список тех, кого пригласили на демонстрацию инсталляции «Смерть бабы», не прислала. Позвоню-ка ей!

Мой разговор с пиарщицей занял пару минут.

— Списка нет, — мрачно заявила я, пряча трубку. — Зоя думала, что он сохранился в компьютере, но случился глюк, и вся информация пропала.

Собачкин опять запустил руку в коробку с пирожными и одновременно покачал головой.

— Нет, просто мадам не захотела фамилии назвать. Итак, алиби на время гибели Саши у Змея железное…

— А в день кончины Ники бетонное, — перебил его Кузя. — Змей из Америки вылетал, и когда в Нью-Йорке в самолет сел, Вероника была еще жива. Приземлился в Шереметьево — а Балабанова уже на том свете.

— Дегтярев говорит, что лично его стопроцентное алиби всегда настораживает, — вздохнула я, — иногда эта железобетонность, наоборот, свидетельствует о виновности человека. У полковника недавно было дело — женщину сбила машина, а супруг во время ее гибели скандалил в магазине — обвинил продавщицу в хамстве, даже ударил ее. Мужа увезли в полицию. То есть он никак не мог наехать на жертву на угнанном автомобиле. Но Дегтярева железное алиби встревожило. И он выяснил, что муженек нанял исполнителя, а себя надумал обезопасить, решив: будет хорошо, если его невиновность засвидетельствуют полицейские. Но, знаете, иногда лучше недобдеть, чем перебдеть. Как говорила одна из моих свекровей: «Чего много, то уже плохо».

— Змей мог нанять киллера, — согласился Семен. — А зачем тебе список гостей Касьянова?

Я не успела ответить, потому что Кузя громко воскликнул:

— А вот это очень интересно!

— Что? — хором спросили мы с Семеном.

Кузя повернул к нам оба ноутбука.

— На правом компе открыт сайт коллекционера Эрика Боргезе. Он владеет огромным поместьем, где построил большой музей современного искусства. Мужик известен своей экстравагантностью. Он разрешает людям посмотреть свое собрание, но… впускает не каждого желающего, а только тех, кто ему нравится.

— Имеет право, — пожал плечами Собачкин, — это же его частная коллекция.

— Если вы хотите ее лицезреть, сначала надо прислать господину Боргезе запрос, — продолжал Кузя. — В ответ вам вышлют анкету. Получив ее, Эрик посмотрит сведения, которые там указаны, и решит, иметь ему дело с кандидатом на посещение его поместья или отправить чудака лесом. В случае положительного решения присылается лист с экзаменационным заданием. Сначала надо подробно ответить на один вопрос. Мне, например, пришел такой: «Римский папа Иоанн Восьмой женщина?» Я написал, что сие — темная страничка в истории католической церкви, о ней до сих пор говорят неохотно. Якобы между папами Львом Четвертым и Бенедиктом Третьим был папа Иоанн Восьмой, который во время одной из процессий прямо на улице родил ребенка и был растерзан вместе с младенцем негодующей толпой. В принятом в настоящее время списке римских пап указано, что Иоанн Восьмой правил в 872–882 годах и точно не был дамой. То есть католическая церковь про папессу не говорит, но история эта все живет и живет. Ученые ее опровергают, но легенда не умирает. Слушайте дальше. Мне тут же после моего ответа про папу Иоанна Восьмого пришло письмо: «Уважаемый господин Гений Сто. Рад сообщить, что вы прошли на второй экзаменационный тур. Вам выслан план. Выберите зал, в котором более всего хотите побывать, отметьте его, отошлите план назад и получите тест из сорока двух вопросов. Ответить на них надо в течение часа. Разрешается сделать одну ошибку. Если не справитесь с заданием, вход в музей для вас закроется навечно».

— Ну и ну! — покачал головой Собачкин. — Сурово.

— Да нет, ничего особенного, — пожал плечами Кузя. — Кстати, я понимаю Боргезе. Он не хочет, чтобы в его владениях бродили идиоты, жующие жвачку и отмечающие на карте достопримечательности. Он ждет только тех, кто увлечен искусством и хорошо с ним знаком.

— Зачем тебе этот музей? Для чего ты туда писал? — с запозданием удивился Сеня.

— Мне интересно посмотреть, что у коллекционера есть и где работы Змея размещены, — ответил Кузя. — Такой вот я любознательный человек.

У меня зазвонил телефон, я глянула на экран. Маша!

— Мусик, — зашептала Манюня, — ты где?

— В гостях у приятелей, — тоже почему-то понизив голос, ответила я.

— Далеко находишься?

— В соседнем поселке.

— Можешь домой приехать?

— Что случилось? — испугалась я.

— Дом не сгорел, никто не заболел, — зачастила Маша, — маленькое недоразумение.

— Переверните ее вниз головой и потрясите! — донесся до меня голос Геннадия.

— Нет, нет! — завопила в ответ Манюня. — Привратник не даст ей выпасть, пусть идет своим путем!

— Совсем дура? — завизжал Погодин. — Делай, как я сказал!

— Никогда! — отрезала Манюня. — Ты у нас дома, не в офисе, не в своем дворце. Тут не твои порядки. Не трогай ее!

Телефон замолчал, я вскочила.

— Ребята, простите. У нас дома что-то случилось: Погодин хочет кого-то вниз головой перевернуть, а Маша не разрешает.

— Да, да, езжай в Ложкино, — засуетился Сеня.

— Все равно ничего интересного за один час я не раздобуду, — меланхолично заметил Кузя. — Надо покопаться в разных местах, по сусекам поскрести, по амбарам помести, потом еще колобок испечь придется…

Глава 34

Въехав на участок, я перевела дух. В саду весело поют птички, деревья не повалены, кусты рододендронов не вырваны с корнем, скамейки не разломаны. Дом выглядит целым, из окон не валит дым, стекла не разбиты, крыша на месте. На парковочной площадке нет машин «Скорой», МЧС и пожарных. Нет и джипа охраны поселка. Я выдохнула с облегчением. И тут парадная дверь резко распахнулась, из дома вылетел потный, встрепанный Геннадий и, выкрикивая слова, которые воспитанные мужчины никогда не произносят ни при женщинах, ни при детях, ни при пожилых людях, ни при коллегах, побежал к своему дорогому «Бугатти Вейрон», сел за руль и унесся прочь, оставив за собой облако пыли.

Я, кашляя и чихая, поспешила в дом и сразу наткнулась на Манюню, которая гладила Мафи, приговаривая:

— Все хорошо, моя дорогая. Он больше не придет.

— Что случилось? — спросила я.