Читать книгу "Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов"

Начало Великой Отечественной кардинальным образом изменило ход идущей европейской войны, придав ей евразийский и по-настоящему мировой характер. По сути, это начало – первые два месяца – уже в первой декаде сентября предопределили и исход войны. Да, начало Великой Отечественной – летние месяцы – стали великим переломом в мировой войне 1939-1945 гг. Дело в том, что Гитлер мог одержать победу над СССР только посредством блицкрига, т. е. в течение 40, самое большее – 50 дней. При ином раскладе СССР с его демографическим и экономическим потенциалом, с его пространством был рейху не по зубам. Тем более, Гитлер оказывался в ситуации войны на два фронта.

Таким образом, отчаянное сопротивление отступавшей от границы (не уничтоженной там, как планировал Гитлер, а отступавшей с боями) Красной армии, порушившее блицкриг, лишало Гитлера возможности победить в мировой войне. Повторилась ситуация 1914 г. Тогда, согласно плану Шлиффена, победа Германии в войне тоже строилась на блицкриге – на победе над Францией, на которую отводилось 40 дней. 40 – из расчёта, что такой срок понадобится России на полную мобилизацию, после чего она сможет начать наступление. Германия к этому времени покончит с французами и таким образом избежит войны на два фронта. Гладко было на бумаге. А надо помнить про овраги, особенно когда имеешь дело с русскими. Правильный, а точнее упорядоченный немецкий ум полагал, что воевать можно только по завершении мобилизации. Русские показали, что это не так, и уже в середине августа Самсонов и Ренненкампф погнали немцев на запад. Провал блицкрига в сентябре 1914 г. поставил крест на военной победе Германии. Аналогичным образом в начале сентября 1941 г. русский солдат, несмотря на страшные поражения лета и огромное число пленных, сорвал блицкриг, спасая на этот раз, слава богу, не французов, а самих себя. Да, впереди были долгие годы войны, риск оставления Москвы в октябре, катастрофические поражения 1942 г. Но победить в мировой войне немцы уже не могли. История уже начертала рейху – не «mene, tekel, parsin», а простое немецкое слово «kaput». И произошло это в конце августа – начале сентября 1941 г.

Будучи главным и решающим элементом мировой войны, Великая Отечественная в то же время не может быть понята вне контекста этой войны, вне контекста феномена мировых войн вообще.

О войнах – Великой Отечественной и последней мировой – написаны горы книг и статей; фактографически эти войны изучены очень неплохо, хотя, разумеется, остаётся немало белых и серых пятен. Но, как и со многим другим, понимание отстаёт от знания. В истории Великой Отечественной и Второй мировой войн есть проблемы, о которых имеет смысл поразмышлять. Это и роль России (т. е. русских Отечественных и иных войн) в мировых войнах; и причины того, почему в мировых войнах так никогда и не реализовалась мечта Карла Хаусхофера о континентальном блоке против англосаксов, а русские оказывались на стороне именно англосаксов; это и вопрос, кто реально начал войну; это и особенности самой мировой войны, которой русско-германское противостояние добавило ряд черт, ранее мировым войнам неизвестных; наконец, это вопрос кто и как победил, какое влияние оказала вторая мировая (Великая Отечественная) на капиталистическую и коммунистическую систему, на США и СССР. Итак – по порядку.

Феномен мировых войн

Мировую войну 1939-1945 гг. называют «второй». Что, разумеется, неверно и демонстрирует лишь самоуверенность людей ХХ столетия. На самом деле мировых войн, т. е. войн за гегемонию в возникающей или уже ставшей мировой капиталистической системе больше. Некоторые первой такой войной считают Тридцатилетнюю (1618-1648), в которой руководимая Габсбургами католическая часть Европы противостояла проплаченной голландцами протестантской Европе и примкнувшей к ней католической Франции. Хотя в Тридцатилетней войне стороны бились за будущее устройство Европы и мира и велась она не только в Европе, но и вне её, всё же мировой аспект здесь был подчинён европейско-династическому (голландские ростовщики против испанской короны и, что не менее важно, Габсбурги с их «бургундской обидой» против Валуа). Иными словами, в лучшем случае это была эмбрионально-мировая война.

Первой по-настоящему мировой войной (Европа, Северная Америка, Индия, короче – от форта Тикандерога до Пондишери) была Семилетняя (1756-1763) – первый раунд борьбы за гегемонию между Англией и Францией уже не как европейских держав, а как ядер-метрополий мировых торговых империй. В этой войне внутриевропейская «старопорядковая» линия, тянувшаяся от войны за австрийское наследство, была уже подчинённой.

Во втором раунде англо-французского соперничества – революционные и Наполеоновские войны – в той или иной степени присутствует почти весь «набор» черт, с которыми мы сталкиваемся и в 1914-1918 годах и (во многом) в 1939-1945: промышленная эпоха, военно-стратегическая роль России, стремление континентальных держав поставить под контроль «точку соединения» Африки и Азии как стратегический пункт на пути к британской Индии. Действительно, с Наполеоновских войн Ближний Восток становится одним из театров военных действий мировых войн, т. е. функциональной, вынесенной за пределы самой Европы зоной борьбы за господство в Европе. Причина проста – Индия, которая начала играть огромную роль для Великобритании как раз в период между Семилетней и Наполеоновскими войнами. Именно с Наполеоновских войн решающую роль в качестве театра мировых войн и в определении их результата, начинает играть Россия, но об этом чуть позже.

В ХХ в. в битве за корону нового гегемона сошлись США и Германия. В двух раундах (1914/1917-1918, 1939/1941-1945 гг.) «Сэм» (Франклин) одержал победу над «Фрицем» (Адольфом), и США заняли место Британской империи в качестве гегемона миркапсистемы, впрочем, гегемония осталась в руках англосаксов, правда, их неевропейской ветви, но всё же. Тем более что с конца XIX в. наиболее дальновидные англичане-имперцы (Родс, Милнер, Стэд) перед лицом германского вызова готовы были не только к созданию англо-американского союза и истеблишмента, о чём рассказал в своих работах К. Куигли, но и на перенос столицы союза в Вашингтон.

Таким образом, мы имеем не две мировые войны, а больше, в зависимости от угла зрения – три, четыре и пять. Пять – если считать Тридцатилетнюю, Семилетнюю и наполеоновские плюс две в ХХ в.; четыре – если исключить Тридцатилетнюю; три – если наряду с первой мировой Тридцатилетней войной (грубо говоря: голландско-габсбургской) считать тридцатилетними англо-французские (1756-1763, 1792-1815 гг.; т. е. 7 + 23 = 30) и американо-германские, а точнее – англосаксонско-германские – многие историки предпочитают говорить от «тридцатилетней войне ХХ века», объединяя две войны в одну. Полагая, что под определённым углом зрения и с некоторой натяжкой это возможно, я всё же считаю такой подход не вполне адекватным, причём не столько из-за войны 1618-1648 гг., сколько из-за последней мировой, ещё точнее – из-за роли и места в ней СССР.

Морские державы, континентальные державы и русский парадокс мировых войн

Наиболее распространённой схемой, объясняющей динамику мировых войн, является следующая. В мировых войнах за гегемонию в капсистеме сталкиваются морские («земноводные») державы (Голландия, Великобритания, США) и континентальные («сухопутные») (Испания, Франция, Германия). Первые берут верх, причём делают это с помощью морской же державы – бывшего гегемона: Великобритания и Голландия против Франции, США и Великобритания против Германии, собственно этот союз и обеспечивает победу. В этой схеме выпущено одно очень важное, по сути самое важное, звено мировых войн – Россия/СССР.