Читать книгу "Пророчество о сестрах - Мишель Цинк"

После его рождения я была очень больна. Я ощущала не только усталость и слабость, но и невыразимую печаль, гнев и злость — как будто все, что было во мне доброго, соскользнуло во время рождения Генри и заменилось всем тем злым и гнусным, что воплощал в себе медальон. Я испытывала еще иногда вспышки любви к тебе, твоей сестре и брату, к вашему отцу, но эти вспышки были слишком коротки и недолговечны, как бабочки, что на миг прилетят и тут же упорхнут прочь.

Я спала еще больше, чем прежде, а проснувшись, понимала с отвращением и радостью одновременно, что снова привела с собой падших душ. Именно эта нотка злобного удовлетворения заставила меня осознать, что у меня нет более сил сражаться с доставшимся мне на долю наследием.

Я слаба. Я знаю, ты сочтешь меня трусихой, но как мне разорвать круг, что начался от начала времен? Как мне, одной, сражаться с ТЕМ, кто много веков выигрывал бой за боем? И самое ужасное, как мне передать это наследие, это проклятие — тебе? Как взглянуть в твои ясные зеленые глазки и рассказать, что ждет тебя впереди?

Вирджиния мудра — мудра и обладает ясным умом. Уж верно она сумеет дать тебе лучший совет, чем могла бы предложить я, в нынешнем моем кромешном отчаянии. Мне невыносима мысль о том, чтобы передать эту страшную ношу тебе, моя милая, моя любимая Лия.

Однако наряду с ней я оставляю тебе и все, до последней капли защиты, что еще могу обеспечить. Воинство явится за тобой — о, я не сомневаюсь в том, — но я пущу в ход все свои силы, все известные мне чары, за применение которых меня наверняка изгнали бы из Содружества сестер, лишь бы обезопасить тебя, пока ты спишь. Это все, что я могу для тебя сделать.

Узнай же сейчас, что я положу это письмо в безопасное место и пойду к озеру. Я думаю о тебе с любовью. Хотелось бы мне дать тебе какой-нибудь мудрый совет, новее, что я могу предложить — это моя любовь и надежда — нет, твердая уверенность! — в том, что ты будешь сильнее и отважнее меня, что ты примешь бой и покончишь с НИМ раз и навсегда. Что ты победишь во имя всех сестер, что были до тебя и что придут после.

И больше ничего. Ни ответов. Ни указаний.

Она знала, кто я. Эта часть письма стала для меня настоящим откровением. Может, тетя Вирджиния сперва и не знала, не могла сложить воедино все перепутанные обстоятельства нашего рождения — моего с Элис, и последствия этой путаницы. Но мама наша каким-то образом прозревала, что от судьбы не убежишь, каким бы с виду хаотичным и случайным образом эта судьба ни явилась к тебе.

Это она вырезала защитный круг на полу вокруг моей кровати. Хотя я была тогда совсем маленькой, но помню, как незадолго до маминой смерти переехала сюда из детской — крохотной комнатки, что мы делили на двоих с Элис. Теперь, в свете всего, что я узнала, то разделение кажется не просто случайным обрядом взросления, а рассчитанным шагом со стороны нашей матери.

И цель этого шага — защитить меня от моей сестры.

То, что алчность и злоба Элис довели ее до того, что она готова пожертвовать мной падшим душам… невообразимо, немыслимо. Я никак не могу примириться с тем, что моя сестра пыталась послать меня на верную гибель, на участь хуже смерти — обречь на вечное заточение в Пустоши.

Мои ярость и неверие подобны незаживающей царапине — так зудит, что все время расчесываешь и делаешь только хуже. Однако если я уступлю своим побуждениям, я лишь наврежу нашей главной задаче, поиску ответов. Самое лучшее, самое мудрое — позволить Элис думать, что я все еще ничего не подозреваю.

Пусть верит, что вся сила на ее стороне.

26

Я выхожу из своей комнаты гораздо позже обычного.

Проходя по коридору, вижу, что дверь в гостевую спальню распахнута, постели Луизы и Сони аккуратно заправлены. Я тороплюсь присоединиться к подругам: мне стыдно, что я так заспалась и предоставила их самим себе.

Однако, не дойдя до лестницы, я вижу полуоткрытую дверь в спальню Элис.

И хотя с моего места можно разглядеть лишь малую часть комнаты, оттуда исходит ощущение пустоты. Даже отсюда, из коридора, я точно знаю: Элис там нет.

Быстро оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто сюда не идет, я юркаю в комнату и тихонько закрываю за собой дверь. Несколько секунд я стою, осматривая спальню Элис. Я уже несколько лет не бывала здесь. Она изменилась. Стала старше. На миг мне вспоминаются времена, когда на письменном столе и на бюро сидели игрушечные звери и фарфоровые куклы. Но воспоминания — роскошь, которой я не могу сейчас позволить себе. Осторожно ступая, я прохожу в глубь комнаты.

Я, конечно, понятия не имею, где может находиться список, но нельзя сбрасывать со счетов вероятность, что Элис каким-то образом умудрилась найти его раньше меня. Я начинаю поиски с прикроватного столика, выдвигаю маленький ящичек — точно такой же, как у меня. В нем хранятся письменные принадлежности Элис — бумага, перо, чернильница — и баночка крема для рук, с ароматом роз. Я продолжаю поиски, борясь с разочарованием, что все нарастает по мере того, как я обшариваю платяной шкаф, письменный стол, даже щель под кроватью.

Остается только комод — единственная надежда найти список в комнате Элис. Я начинаю с верхнего ящичка и постепенно спускаюсь ниже, к самым большим и глубоким отделениям. Пальцы мои скользят между ночными сорочками и чепчиками, пытаясь нащупать клочок бумаги, на котором могут содержаться имена ключей. Однако вместо листка моя рука внезапно смыкается на каком-то более тяжелом, обернутом тканью предмете, что покоится в самой глубине большого нижнего ящика.

Я вытаскиваю сверток, поражаясь, сколько же он весит, и кладу его на комод, чтобы получше рассмотреть. Сперва я еще колеблюсь, потому что явно же, что это не список, но потом любопытство одерживает верх и я один за другим разворачиваю слои ткани, пока не обнаруживаю в середине — нож. При виде его у меня перехватывает дыхание. Это не обычный нож — скорее кинжал, длинный, с вделанными в рукоять разноцветными камнями. Я протягиваю к нему руку, но тут же отдергиваю, едва дотронувшись до затейливо украшенной рукояти. Набравшись духа, снова прикасаюсь к кинжалу и ощущаю дрожь неприкрытой силы, что, пульсируя, течет из рукояти в мою ладонь.

Я оглядываюсь через плечо на дверь, остро понимая: надо торопиться. Снова хватаю кинжал — уверенно, властно, и тело мое гудит от этой новой энергии. Подняв кинжал, подношу его поближе к глазам — но леденею, увидев, что у него на лезвии.

К сверкающей серебристой стали прилипли тонкие деревянные щепки. Совсем маленькие, но я узнаю, что это такое, — и теперь понимаю, что это за нож: тот самый, которым были уничтожены мамины защитные чары. Нож, что рассек круг на полу моей комнаты.

Все тело мое заливает бешеная ярость, несравненно более сильная, чем текущая сквозь нож энергия. Я осторожно заворачиваю острое лезвие в тряпицу и прячу в сумочку на шнурке, а потом закрываю комод. Я не испытываю ни малейшего чувства вины, что похищаю у сестры эту вещь. Вещь, использованную для опасных и недобрых целей.