Читать книгу "Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт"

– Эй ты, иди сюда! – крикнул мужчина на плохом урду и жестом приказал мне приблизиться к грузовику, который из-за воздействия палящего солнца давно приобрел неопределенный, белесый цвет. Перегревшийся мотор машины работал с перебоями, из-под капота поднимались струйки пара. Я подошел, пытаясь пересчитать людей, прервавших мое любование окрестностями, и определить их национальность и род занятий. Вывод напрашивался сам собой – передо мной скорее всего была банда наемников, занимавшихся какими-то темными делами. Одеты они были так, как одеваются подавляющее большинство афганцев. Однако у каждого из них была красная бандана, которую все носили на свой лад – одни на голове, другие вокруг шеи, третьи – повязав выше локтя.

– Я вижу, ты нездешний! – проревел мужчина, который явно был предводителем вооруженной группы. На его большом, круглом лице, заросшем густой черной бородой, вдруг появилась улыбка. – Кто ты такой? Ты из ЦРУ?

– Нет, я не из ЦРУ, – устало ответил я. – Я приехал посмотреть на статуи.

– Какие еще статуи?

– На статуи Будды в Бамианской долине, – сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучали нотки презрения к человеку, демонстрирующему подобное невежество. – Они вырублены в скале.

– Понятно, – зычным басом протянул мужчина. – Я их видел. Ты правильно сделал, что приехал поглядеть на них сейчас – через двадцать лет их уже не будет.

В изумлении я сделал шаг назад и посмотрел на моего собеседника более внимательно. Он снова широко улыбнулся, приложил ладонь ко лбу и сказал:

– Что ж, рад встрече, если только ты не из ЦРУ. – Он соскочил на землю и зашагал прочь.

Я окликнул его, удивляясь собственной храбрости.

– Площадь Тяньаньмэнь, – сказал я.

Гигант резко обернулся и подошел ко мне вплотную. Тело его напряглось, взгляд стал цепким, колючим.

– Черт, – произнес он после долгого молчания. – На китайского шпиона ты тоже непохож.

– Да и вы не очень-то похожи на афганского полевого командира, – заметил я.

– Это потому, что я здесь временно и скоро окажусь где-нибудь в другом месте.

– Где-нибудь конкретно?

– Там, где стреляют. Я и подобные мне – воины, мы всегда оказываемся там, где идет война. Мы только и умеем, что воевать, но зато делаем это хорошо. В нашем ремесле нет ничего плохого – мы ведь не развязываем войны. Они начинаются без нашего участия. Зато с нашим участием они быстрее заканчиваются. Но что может делать здесь пожилой белый мужчина вроде тебя? И почему он ни с того ни с сего произносит название самой большой площади Пекина?

– Просто так. Не знаю, с какой стати я это сказал. Это всего лишь название, которое внезапно пришло мне в голову. Как Чернобыль, например.

Брови Фиделя дрогнули, но ему удалось сохранить на лице улыбку. Хмыкнув, он сделал шаг назад, а потом хлопнул меня по плечу с такой силой, что я едва не упал, и взревел:

– Черт тебя побери со всеми потрохами!

Потом мы вместе обедали. Членам семьи, в жилище которой мы расположились, весьма недвусмысленно объяснили, что у них будут гости. Правда, большую часть продуктов люди Фиделя привезли с собой. Мать семейства, стоя в дверном проеме, внимательно наблюдала за нами из-под голубоватой паранджи, опасаясь, как бы мы не разбили какой-нибудь из ее драгоценных горшков.

– Я родился в сороковых годах двадцатого века, – рассказывал Фидель, отрывая крепкими зубами куски мяса от бараньей ноги, – и это очень плохо, потому что я пропустил много войн, в которых мне хотелось бы поучаствовать. Обычно мне удается повоевать в заливе Свиней – ну и, конечно, во Вьетнаме. В Африке мне тоже довелось немало поработать, но там все часто сводится к запугиванию местного населения, а мне такие вещи не очень-то по вкусу. Я не какой-нибудь психопат, которому нравится убивать женщин и детишек. Дело воина – воевать. Похоже, сейчас завязывается хорошая заварушка между Ираком и Ираном. Я и на Балканах повоевал, но там тоже главным правилом было «стреляй в гражданских, прячься от танков». А я профессионал. На черта мне это надо?

– Значит, в большинстве ваших жизней вы – солдат? – спросил я.

– Да, – кивнул Фидель и откусил от бараньей ноги еще кусок. – И отец мой тоже был солдатом. Наверное, это его влияние. Я вырос на Окинаве, а люди там особенные – у них словно какой-то стальной стержень внутри. Ну да, я член клуба «Хронос», плачу взносы и все такое. Но я не могу сидеть и бездельничать, как многие из наших. Секс и политика – их любимые развлечения – мне неинтересны. Ты меня понимаешь?

– Я и сам мало общаюсь с другими членами клуба, – признался я с некоторым смущением. – Я часто отвлекаюсь на разные глупости.

– Другим членам клуба, наверное, кажется, что я нарушаю правила. Представь, однажды они меня убили, введя мне лошадиную дозу наркотика. Господи, мне было всего тридцать три, и из-за этого мне лишний раз пришлось потеть в тренировочном лагере, проходя базовую подготовку. Какого черта?

– А я в зрелом возрасте обычно занимаюсь самолечением, – признался я. – И все равно в середине шестидесятых – начале семидесятых ко мне постоянно цепляется одно и то же заболевание…

– Ты мне об этом рассказываешь? – горестно воскликнул мой собеседник. – У меня в шестьдесят семь лет вдруг – бац! Мелкоклеточный рак легких. Я и курил, и не курил, и вел здоровый образ жизни – никакой разницы. В одном и том же возрасте ко мне в любом случае прицепляется эта чертова хворь. Я как-то спросил врача – отчего бы это? И знаешь, что он мне ответил? «Трудно сказать. Такие вещи случаются». Будь я проклят, так и сказал!

– Итак, – сказал я, решив, что не стоит рассказывать Фиделю о том, что и мне приходилось быть медиком, – вы решили посвятить себя войне. Почему?

Фидель пристально посмотрел на меня.

– А тебе приходилось воевать? – поинтересовался он. – Не в обиду тебе будь сказано, ты выглядишь достаточно старым, так что по возрасту, наверное, вполне мог поучаствовать во Второй мировой.

– Я участвовал в нескольких войнах, – сказал я, пожав плечами, – но теперь стараюсь держаться подальше от боевых действий. На войне все слишком непредсказуемо.

– Черт побери, да в этом же и есть вся соль! Родившись, ты заранее знаешь, что с тобой произойдет. Получается, ты просто наблюдаешь за своей жизнью – и все. Это же чертовски скучно. Разве тебе не хочется чего-то нового, каких-то сюрпризов? Я получил семьдесят четыре пулевых ранения, и только девятнадцать из них были смертельными. Один раз я подорвался на гранате, один раз на мине, а как-то раз во Вьетнаме меня закололи заостренной бамбуковой палкой. Представляешь себе? Мы прочесывали участок джунглей в каком-то безымянном районе. Парни из ВВС перед этим как следует обработали участок слева и справа, загоняя вьетнамцев в зону поражения. Так что там, где мы вели прочесывание, их оказалась чертова прорва. Мы дрались как черти. Меня могли убить каждую минуту, каждую секунду – вот это была жизнь, это я понимаю. А того парня, который меня прикончил, я толком даже не разглядел – он выскочил неизвестно откуда, как черт из табакерки. Я успел всадить ему пулю в живот, но это его не остановило, хотя такое ранение – верная смерть. Он воткнул мне свою бамбуковую палку в брюхо – раз, другой. Вот было дело! – Фидель бросил обглоданную кость в дверь хижины, где слонялся на трех ногах в ожидании подачки хромой пес, вытер руки о рубашку, посмотрел на меня и широко улыбнулся.