Читать книгу "В краю солнца - Тони Парсонс"

Фэррен запрыгнул на пьедестал и поцеловал невесту; мои пальцы непроизвольно сомкнулись на висящих на шее амулетах.

Черный цвет на тайской свадьбе.

Вот уж действительно не повезло.

Часть четвертая
Пение гиббонов

27

В апреле началась настоящая жара, и старый «Роял Энфилд» поднимал на проселочных дорогах тучи бледно–желтой пыли.

Конечно, на острове всегда жарко, но апрельская жара — статья особая: воздух сухой и неподвижный, ветви деревьев не колышутся, — и когда я ехал по направлению к деревне Най — Янг, все вокруг блестело в знойном мареве.

Услышав рев приближающегося мотоцикла, на дорогу с широкой улыбкой выступила девочка–подросток. Она держала в руках оранжевое пластмассовое блюдце и, когда я с ней поравнялся, плеснула водой мне в лицо.

Я выровнял мотоцикл. По стеклу шлема стекали прозрачные струйки, девочка у меня за спиной заливалась смехом. Потом я увидел впереди парня с синей пластмассовой миской в руках и приготовился к неизбежному. Он тоже меня окатил, хотя и не так метко: попало на грудь, колени и мотоцикл. Престарелый двигатель зафыркал и зачихал от возмущения, я с беспокойством посмотрел вниз, потом кивнул парню и выдавил из себя добродушную улыбку. Я ехал домой из Пхукет–тауна, где покупал кое–какие запчасти для «Роял Энфилда», и всю дорогу меня обливали водой.

На самом краю деревни меня нагнал пикап, в кузове которого сидела целая компания молодых мужчин и женщин. У всех в руках были ведра с водой, и все дружно опрокинули их на голову парню с синей пластмассовой миской. Он застыл посреди дороги, обескураженный и мокрый насквозь.

На этот раз я улыбнулся по–настоящему.

На острове отмечали Сонгкран — тайский новый год. В местном буддийском храме омывали статуи Будды — на счастье. Дети лили ароматную священную воду на руки старшим родственникам. Остальные просто обливали друг друга из мисок и плошек, причем особым шиком считалось окатить фаранга на мотоцикле.

Когда я выехал из деревни Най — Янг и направил мотоцикл к вершине холма, глаза мне защипало от густого черного дыма. Он поднимался с края футбольного поля, где паслись водяные буйволы. На Сонгкран положено избавляться от всего старого и грязного, и деревенские жгли мусор.

Как объяснил мне господин Ботен, Сонгкран символизирует перемены. Тайцы обожают дурачиться и обливать друг друга водой, смывая старые грехи — в этом особенно сильно проявляется дух санука, но тихо горящие кучи хлама — тоже часть праздника. Если взять старое и грязное с собой в следующий год, оно принесет несчастье. Все знают о традиции устраивать водяные побоища, однако Сонгкран — это еще и черный дым маленьких костров.

Я закатил «Роял Энфилд» в сарай и поставил его на верстак, так что название оказалось на уровне моего лица. Потом завел мотоцикл и принялся ждать, когда двигатель прогреется, масло станет не таким густым, а весь осадок соберется на дне картера. Из–за высокой влажности на его стенках образовывался конденсат, который следовало удалить.

Люблю чистое масло. Я не механик, но смена масла — дело простое, незатратное и всегда вызывает у меня чувство удовлетворения. Да и мотоциклу нравится.

Снаружи доносились смех и крики: дети гонялись друг за дружкой с водяными пистолетами.

Пока двигатель прогревался, я ходил вокруг и раскладывал инструменты, стараясь не попасть голой рукой в струю выхлопных газов. В сарае становилось жарко.

На пороге появилась Кива с белым пластмассовым автоматом Калашникова в руках. Футболка на ней была мокрая насквозь, волосы прилипли к голове.

— Где Мистер? — спросила она.

— От тебя, наверное, прячется, — со смехом ответил я.

Она продолжала стоять на пороге.

Я выключил двигатель. Теперь можно сливать масло.

— Если хочешь, оставайся и помоги. Научу тебя менять масло в мотоцикле.

— Не-е, — отмахнулась она. — Мне надо найти собаку.

— Ну, как знаешь, малыш.

Кива убежала, а я снова повернулся к мотоциклу.

Я открутил гаечным ключом сливную пробку и подставил под горловину пятилитровую жестяную банку из–под растительного масла, которую дала мне госпожа Ботен. Хотя я старался действовать осторожно, немного горячего машинного масла все–таки брызнуло мне на ладонь, и на загорелой коже осталось темное пятно.

Жестяная банка наполнилась больше чем наполовину. Значит, именно столько и нужно влить в мотоцикл. Я скормил «Роял Энфилду» три литра свежего масла и включил двигатель, потом отступил назад и стал ждать, вытирая обожженную руку старой промасленной тряпкой. Мотоцикл довольно урчал.

Я почувствовал, что за спиной у меня кто–то стоит, и обернулся, ожидая увидеть кого–нибудь из детей, но увидел силуэт взрослого человека. Это был Фэррен.

— Том! — сказал он, вошел в сарай и пожал мне руку, все еще перемазанную маслом и саднящую от ожога. — Дайте–ка я на вас посмотрю.

Я был босиком, в мешковатых зеленых брюках и без рубашки.

Фэррен поглядел на меня и рассмеялся:

— Что, заделались туземцем?

Я заглушил двигатель мотоцикла.

Фэррен выглядел ухоженно — чистый, гладко выбритый, хорошо одетый. От него пахло чем–то сладким, неуместным в моем маленьком замызганном сарае. Улыбаться он перестал, только когда я схватил его обожженной рукой за горло и прижал к стене. Я приблизил свое лицо к его лицу и процедил:

— Здорово же ты меня надул!

Я отпустил его почти сразу же, потому что боялся полиции. Боялся того, что сделают со мной и моей семьей, если я причиню ему вред.

— Этот коп, Сомтер, — заговорил Фэррен, — он с чего–то взял, что я содержу бойлерную. Я никогда не содержал бойлерной, и вы прекрасно об этом знаете.

— Вы продавали недвижимость. Продавали землю. А в Таиланде иностранцы не имеют права владеть землей.

Он нетерпеливо фыркнул:

— Есть обходные пути.

— Ну да. Клиент оформляет участок на имя тайской жены или девушки. Потом — через неделю, через десять лет — она приходит домой и застает его в постели с другой. Но земля–то по–прежнему оформлена на нее. Работает безотказно, верно?

Фэррен рассмеялся и покачал головой, как будто я чего–то недопонимал. Все это и правда было слишком сложно для моего понимания.

— Хочу предложить вам работу, — сказал он. — Настоящую работу. — Фэррен окинул взглядом маленький сарай, с усмешкой покосился на мои рыбацкие штаны. — Наступают великие времена, — продолжил он. — Север Пхукета очень красив: прибрежные леса, пустынные пляжи, покой и тишина… Я собираюсь построить здесь бар. Настоящий бар, а не забегаловку.

— Настоящий — это какой? Вроде «Безымянного бара»?