Читать книгу "Сидр и Рози - Лори Ли"

Котельная горела почти каждый год. Когда мы прибежали, то увидели очень даже приличный пожар. Как обычно, в огне был склад. Потолки и полы уже провалились, кричали пожарные, окна плавились, как сосульки, а внутри здания раздавался громовой удар каждый раз, когда взрывался очередной бойлер. Почти весь день мы провели там, приветствуя каждый рухнувший камин.

Когда мы вернулись в деревню, уже довольно поздно вечером, мы увидели в своем саду незнакомого мужчину. Шокированные, мы рассматривали его издали. Никто, кроме соседей и родственников, никогда туда не допускался прежде. А этот подозрительный незнакомец не только свободно там расхаживал, но еще и в сопровождении всех наших женщин.

Мы припустили по берегу, вихрем налетели на них, но тут заметили, что они все вежливы до косноязычности. Наши сестры воскликнули «Ба!», когда увидели нас, будто мы прибыли с другого конца света. Марджори показалась нам особенно мягкой и любящей. Остальные тоже расцвели тревожными улыбками нам навстречу. Мать была одета в свое лучшее черное платье, а незнакомец нервно вертел в руках шляпу.

«Это наши братики, — объяснила Марджори, приобняв двоих из нас и прижав к груди. — Вот эти — Джеки и Лол, а тот — Тони. И все они ужасно плохие».

Последовал нервный смех, и с ним облегчение, будто бы были побеждены какие-то злобные силы. Мы глупо улыбались и вырывались, извиваясь, принимая игру, но все равно не могли понять, что происходит. На самом деле, день пожара в котельной оказался поворотным в жизни наших девочек. Он стал днем, когда первый молодой человек пришел делать предложение. И незнакомец как раз им и был. Он пришел из-за Марджори и проложил тропинку в наш сад.

Он оказался симпатичным, кудрявым строителем барж и просто сильным парнем — во всех отношениях приемлемый кандидат. Звали его Морис, и мы, мальчишки, скоро одобрили его и дали ему место в семье. Очень быстро после него появились еще два молодых человека — из-за Дороти и Филлис. К Дороти зачастил Лесли, застенчивый капитан местного отряда скаутов, во всяком случае, он им был до того, как встретил ее; Филлис, в свою очередь, породила Харольда, сапожника с прекрасными итальянскими глазами, который играл на пианино на слух и пел старомодные песни о матерях. Затем Харольд, наш брат, тоже заразился, отремонтировал все стулья, обил мебель и привел в дом девушку.

После таких ударов жизнь нашего дома изменилась навсегда; в дом вползли новые формы поведения и понятия; вместо восьми человек в кухне стала собираться целая дюжина, и так продолжалось до тех пор, пока девочки не вышли замуж. Молодые люди приходили каждый вечер, со свечой в банке, чтобы не скатиться с нашего обрывистого берега; а по воскресеньям они являлись, толкая перед собой мотоциклы, и забирали девочек на прогулку; или сидели вокруг огня, беседуя о работе; или молчали, просто радуясь возможности побыть рядом. Жужжала швейная машинка, Мать болтала, перескакивая с темы на тему, теплые волны вились вокруг всей компании. При Матери они были насторожены, не уверенные в ее настроении, хотя ее взрывы относились не к отдельным людям, а только к устройству мира. Лесли, тактичный и застенчивый человек, издавал лишь короткий смешок на ее шутки. Морис часто читал ей лекции на тему «Положение рабочего сегодня», из-за них она вообще перестала что-либо понимать. Харольд, жених Фил, иногда подходил к пианино, ударял по клавишам всеми десятью пальцами, а потом завораживал нас томным исполнением «Потому что» или «Старушка шла мимо».

Затем пили какао с сыром, следовало «Доброй ночи всем» и кто-то поднимался первым, чтобы уйти. Потом долгое прощание одной пары за другой за кухонной дверью. Оставшиеся в кухне не могли дождаться своего часа. «Эй, Дот! Ты еще не попрощалась?» — «Подождите минутку». Чмок-чмок. «Ну, поторопись же! Ты просто невозможна!» Еще пять минут тишины снаружи, затем Марджи начинала трясти ручку двери. «Сколько можно, Дот? Ты так простоишь всю ночь. А завтра всем на работу». — «Да ладно, не сердись. Он уже уходит. Пока — пока малышка». Они уходили один за другим; мы гасили лампы и отправлялись спать.

В воскресенье или в праздники свидания длились целый день, вокруг нас повсюду были влюбленные. Когда шел дождь, избавиться от них становилось вообще невозможно. Мы просто играли в карты, или молодых людей использовали в качестве манекенов для создания нарядов. Если день оказывался хорошим, то Мать обычно предлагала какое-нибудь развлечение — например, пикник в лесу.

Я вспоминаю одно душное августовское воскресенье. Мать предложила куда-нибудь отправиться, найти чудное зеленое местечко не дальше мили от дома, чтобы организовать чай в тени деревьев. Звучало все примитивно просто, но мы-то знали, что будет. Потому что пикники Матери планировались в масштабе целого племени, с огромной предварительной подготовкой. Она летала по кухне, раздавая приказания, а молодые люди стояли в оторопи перед массой предстоящей работы. Нарезались огурцы, подготавливались банки пасты, редис, перец и соль, кексы, булочки и макароны, хлеб с маслом, джем и патока грузились глубокими тарелками, брались кувшины молока и плошки только что сваренного желе.

Молодежь не одобряла всего этого ажиотажа и ворчала, что это верх сумасшествия. Но при помощи «теперь неси это, мой дорогой мальчик» она заставила каждого из нас что-то тащить. В результате мы, наконец, отправились в ворохе узлов, похожие на греков, несущих подношения своим лесным богам. С намотанной на голове скатертью Мать шла, собирая цветы, сестры шли рядом, неся кексы и хлеб, Джек тащил чайник, Тони — соль, а я — кувшин молока; сзади хмуро плелись женихи в голубых саржевых костюмах, неся желе в открытых мисках — желе быстро таяло на солнце и плескало на них желтым и розовым. Молодые люди цедили ругательства. Брат Харольд, стыдясь, отставал, но Мать упорно прокладывала путь, болтала и пела, твердо решив заставить событие состояться.

Она довольно быстро начинала понимать, когда у людей лопалось терпение, тогда она лезла из кожи, чтобы их расшевелить и доказать, что уж это-то она умеет — безрассудной веселостью и шумными атаками на тишину.

— Давай, давай, Морис. Шире шаг, следи за своей походкой, раз-два. Лесли! Ты только посмотри на эти прелестные как-же-они-называются — эти что-же-они-такое — ну не картинка ли? Ну, Лесли, посмотри, какие они дивные, согласись, дорогой? Странно, что ты не знаешь их названия. О, какой восхитительный день, правда? Тра-ля-ля-ля. Мальчики, ну разве не чудесный день?

Многословно, суетливо, но непререкаемо, она привела нас, наконец, в лес. Нам приказали разойтись, чтобы собрать топливо и соорудить костер для чайника. Костер хмуро дымил, ел глаза, молодые люди сидели вокруг с видом мучеников. Молоко оказалось скисшим, хлеб с маслом — подгоревшим, кексы раскрошились и налипли на огурцы, осы оккупировали патоку, чайник ни за что не хотел закипать, и мы, в конце концов, выпили бывшее желе.

Мы, мальчики, ели все и везде, поэтому нас это абсолютно не тревожило. Но женихи расселись, постелив под себя шелковые носовые платки, и с ужасом смотрели на пищу. «Нет, благодарю, миссис Ли. Не думаю, что смогу что-то проглотить. Я только что пообедал, честно».

Они просто не привыкли к такому беспорядку, и, вообще, не уважали пикники на свежем воздухе — но больше всего на свете они хотели уйти со своими девушками, куда-нибудь в поля или в овраг, где лето и любовь накормили бы их досыта, и, заодно, рядом не было бы никого из нас.