Читать книгу "Мефодий Буслаев. Танец меча - Дмитрий Емец"

— Нет, — уверенно сказал Эссиорх. — Свет ничего не посылал.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и все. Тут закон замещения. Пустоты не существует. Гаснет солнце — приходит ночь. Из чашки уходит кофе — приходит воздух. Ты выгнала из своего сердца валькирию, и вот ты больше не валькирия. Обстоятельства — это частности!

Ирка швырнула ему в лицо компьютерную мышь. Мышь немного не долетела до Эссиорха и повисла на проводе.

— Недолет! — спокойно прокомментировал Эссиорх. — Я думал, ты поняла все давно. Это основа остального. Нельзя дать ничего стоящего тому, кто не отказался от всего. Или отказался, а потом раздумал и дал задний ход.

— Почему? — Ирка внезапно успокоилась. Стала холодной, как покойник в гробу.

— Потому, что иначе он не донесет. А очень важно, чтобы донес.

— Ну да! — сказала Ирка сухо. — Кодекс валькирий. Сто раз слышала. Никто не даст трехлетнему ребенку банку с рыбками, потому что он ее грохнет. А если и не грохнет, подойдет кто-то старше и хитрее и променяет на камень, завернутый в фантик от конфетки.

— Совершенно верно, — делая вид, что не замечает скачков ее голоса, подтвердил Эссиорх.

— А — зачем — было — отнимать — у меня — ноги? — ворочая слова, как камни, спросила Ирка.

Это был самый страшный вопрос. Тот, что грыз ее постоянно, не отпуская ни на минуту.

Эссиорх поймал ее негодующие глаза и удерживал их, твердо зная, что разрывать взгляд сейчас нельзя.

— Не знаю, — ответил он тихо, но отчетливо. — Или ноги были частью валькирии, такой же, как копье и шлем, и тогда тебя просто вернули в исходное состояние. Или болезнь — часть пути твоего эйдоса, который только в больном или страдающем теле может полыхать, не подергиваясь жирком. Или от тебя ждут чего-то… сам не знаю чего… Правда, не знаю.

— Всего хорошего! Приятно было увидеться! — холодно произнесла Ирка.

— Все хорошо! — Эссиорх ободряюще кивнул ей и ушел.

Ирка услышала, как на улице заводится его мотоцикл. И только когда Эссиорх уехал, Ирка поняла, что умный хранитель, по сути, вернул ей ее собственные слова, только с друтим смыслом. Ее «всего хорошего» превратилось во «все хорошо».

После обеда дождь прекратился. Над домами перекинулась радуга. Дома оказались в сияющей арке, и сразу зажглись, загорелись листья.

Бабаня прилипла к окну.

— Странно. Я только что говорила с заказчицей. Она тут недалеко живет, а у них проливной дождь, — удивленно сказала она.

«Эссиорх!» — сразу определила Ирка и попросила Бабаню спустить ее на улицу.

Тяжелую коляску Бабаня привычно толкала бедром, позволяя ей скатываться и ловко разворачивая на площадках. При достаточном опыте даже холодильники можно втаскивать на двадцатый этаж, опыт же у Бабани был не просто достаточный, а колоссальный.

Оставив Ирку во дворе, Бабаня решила сбегать в магазин.

— Может, ты со мной?

— Не хочу. Я здесь подожду. Ирка поехала по двору. В детстве он казался ей огромным. Теперь она ясно видела, что дворик-то, в общем, небольшой. Футбольное поле с разодранной сеткой, детская площадка, четырехугольник домов, несколько случайных деревьев.

— Сейчас я закрою глаза, а когда открою, все окажется сном! Я окажусь в вагончике в Сокольниках, рядом будет ворчать Антигон… А потом придет Бэтла… да, Бэтла, — сказала себе Ирка, с полной убежденностью, что все так и будет.

Она закрыла глаза, сильно закрыла, до боли, а когда распахнула их, то снова увидела четырехугольник домов и свежепокрашенную детскую площадку со скрипучими качелями.

И снова к Ирке подошла тоска и холодными, как троллейбусные поручни, пальцами взяла ее за горло.

Ирке захотелось заорать так, чтобы люди выглядывали в окна. А потом кто-нибудь позвонил бы, и ее увезли бы в психушку. И пусть она разлетится осколками, как стеклянная ваза. Безумие было рядом, похожее на старуху с зубами из разноцветного фарфора. Один зуб синий, другой красный, третий зеленый. И все треугольные.

«Нет! — сказала она себе. — Успокойся! Надо не так! Надо ничего не желать, и тогда любое счастье станет подарком. Луч солнца, желтый лист, проклюнувшийся в цветочном горшке росток — все».

«Подумаешь, росток! — заспорил в ней другой голос. — У тебя было копье валькирии, возможность телепортировать куда угодно, хоть на океанский берег, а что у тебя есть сейчас? Две руки и два колеса?»

Ирка отогнала этот голос, не исключая, что это опять брызги расплавленного комиссионера. Мало ли их она в свое время пригвоздила копьем?

«Перестань! Не думай о том, что было! Значит, так повернула дорога. Бывает дождь, а бывает солнце. Когда вокруг серо, безнадежно, пусто, хочется уткнуться лицом и лежать, тогда надо просто идти. Можно считать шаги, можно не считать. Надо просто идти! И мыслить не годами, которые кажутся бесконечными, а днями…»

«Ага, днями! Тело на тележке! Пошевели хоть пальцем ноги!» — улюлюкал осколок расплавленного комиссионера.

Ирка уже поняла, что отвечать ему бесполезно. Все равно не замолчит. Надо думать что-то свое. И стала думать, что клавиатуру, на которой печатает, она зальет чаем и выкинет через год. Пижама пойдет на тряпки гораздо быстрее. Бабаня слишком много рвения вкладывает в отбеливание. Ею будут месяца полтора вытирать пол, а потом она окажется в ведре. Ручки, тетради, предметы, которые на столе — все исчезнет быстрее. Пройдет время, и мое тело где-нибудь упадет и останется лежать. И ему будет безразлично, что на него садятся мухи. Его запакуют в ящик, оно окажется такой же фальшью, как эта ручка, или клавиатура, или пижама. Здесь тупик. Здесь искать бесполезно.

«Правда не здесь, а в той искре разума, сердца, воли, которая единственная является вечной. В том, что не потребится. Мне срочно нужен жизненный принцип. Простой и ясный. Что-то, что вписывается в два, максимум три слова. Все, что длиннее — на жизненный принцип не тянет. Какой же это будет принцип?»

Внедорожник влетел во двор и, громыхая музыкой, стал замыкать круг вокруг катка. Снижать скорость он явно не собирался. Ирка, только что объехавшая двор, видела, что за поворотом гуляют дети. Не раздумывая, она толкнула идущие вдоль колес обода. Подпрыгнула на бровке и, едва усидев в кресле, двумя руками рванула левое колесо, твердо развернув коляску навстречу машине.

Визг тормозов. Запоздалый гудок. Коляску несильно толкнуло бампером в колесо. Ирка не пострадала. Только на мгновение испугалась, что коляска опрокинется, и она окажется на асфальте, беспомощная, как перевернутая черепаха. Но коляска была тяжелая и устояла, только отъехала на полметра.

Из внедорожника выскочило взбудораженное нечто в синей дутой куртке. Замахало руками, заматерилось, подбегая. Ирка спокойно ждала, глядя туда, где у «нечта» располагались глаза. Что-то шло не по сценарию. «Нечто» не поняло, что его не боятся. Смутившись, синяя протоплазма вползла назад в джип и торопливо включила заднюю передачу. Ирка не удивилась. Она почему-то знала, что все так и будет.