Читать книгу "Ныряющие в темноту - Роберт Кэрсон"

Чаттертон медленно водил видеокамерой во всех направлениях, пытаясь захватить как можно больше деталей для последующего изучения. Койки, которые когда-то крепились к стенам по левому и правому борту, больше не существовали. Коробки с продовольствием и припасами, рядом с которыми или прямо на которых спали торпедисты в этом отсеке, превратились в пыль уже очень давно. Механизмы для подачи тяжелых торпед в торпедный аппарат лежали тут же, в иле, рассыпавшиеся на части. Взгляд поймал белое пятно. Чаттертон направил фонарь на объект. Рыба скользнула сквозь трещину разбитого механизма, спасаясь от яркого света. В луче фонаря Чаттертон увидел человеческую кость, потом другую, потом десятки других. Много людей погибло в этом отсеке — месте, наиболее удаленном от развороченного взрывом центрального поста. «Господи Иисусе, что случилось с этим кораблем?» — тихо произнес Чаттертон сквозь регулятор. Он развернулся, чтобы плыть назад. Но еще до того, как он готов был начать обратный путь, он натолкнулся на бедренную кость, самую прочную и крупную кость человеческого скелета. Он отвел взгляд и медленно проплыл мимо нее, после чего покинул торпедный отсек.

После обследования повсюду кружился черный ил, который свел видимость к нулю. Чтобы выбраться из затонувшей субмарины, Чаттертону придется следовать карте, которая существовала исключительно в его голове. Ныряльщик начал продвигаться легкими толчками, буквально на кончиках пальцев, через отсеки, мысленно прокручивая назад записи проходов, предугадывая возможные опасности. Пробираясь через кубрик унтер-офицеров, он прижался к левому борту, чтобы не задеть человеческие останки, которые видел на пути сюда. Почти в полной темноте он продвигался через пространства, в которые не вошли бы другие ныряльщики в условиях хорошо освещенного школьного физкультурного зала. И снова он выжил благодаря приоритету знаний в ущерб желанию найти трофеи. Тщательная подготовка спасла его от целой паутины препятствий и ловушек. Чаттертон выбрался из лодки через центральный пост, подплыл к яркому стробоскопическому фонарю, который прикрепил к якорному канату, и начал свой девяностоминутный подъем на поверхность.

Все еще кипя от негодования из-за того, что Чаттертон снова первым отправился в носовой отсек субмарины, Колер решил обследовать корму затонувшего судна. Вспоминая зону поражения в верхней части кормы погибшего корабля, он думал о том, сможет ли попасть в необследованный отсек с этой стороны. Его чутье было великолепным. Эта часть субмарины была разворочена какой-то внешней силой — он мог это видеть по тому, как металл загибался вниз и вовнутрь лодки, и, хотя характер повреждений не шел ни в какое сравнение с разрушениями центрального поста, они давали достаточно пространства для того, чтобы храбрый ныряльщик мог приникнуть туда, куда ему надо. Колер завис над разверстой пробоиной, выпустил немного воздуха из компенсатора плавучести и плавно опустился в подлодку.

Оказавшись внутри затонувшей субмарины, Колер в туманном свете своего фонаря увидел силуэты двух спаренных торпедных аппаратов. Он сразу понял, где находится и что означает его находка: это был кормовой торпедный отсек, по всей видимости, немецкой субмарины типа IX (они строились для дальних и продолжительных походов). Хотя Чаттертон сам планировал осмотреть кормовые торпедные аппараты, Колер на этот раз его опередил. Всего за полчаса два ныряльщика ответили на два самых важных технических вопроса, касающихся загадочной немецкой субмарины.

Колер провел фонарем по всему отсеку. Под обломками он нашел металлическую бирку и эвакуационный комплект — спасательный жилет и небольшой акваланг, которые использовались членами команды для того, чтобы экстренно покинуть лодку. Пульс Колера участился. Это были предметы, на которых часто наносились личные данные. Он приблизил их к маске. Однако любые надписи, которые могли иметься на бирке, были уничтожены соленой водой. Акваланг тоже оказался чистым. Колер сложил все это в сумку и поплыл к торпедным аппаратам, чтобы лучше их рассмотреть. Так же как и Чаттертон, он знал, что задвижки торпедных аппаратов часто маркировались, а иногда члены команды писали на них имена любимых.

Колер так и не добрался до торпедных аппаратов. Двигаясь вперед, он вдруг заметил край белой тарелки, торчавший из ила. В самую точку! Он на руках подобрался к тарелке, стараясь не поднимать ила больше, чем нужно. Будут ли на фарфоре орел и свастика? Может ли это оказаться самой большой находкой? Колер едва себя сдерживал, чтобы не броситься вперед и не схватить тарелку. Медленно, медленно, медленно. Наконец он завершил свой десятифутовый путь. Он протянул руку и коснулся фарфора осторожнейшим образом. Тарелка согнулась. Колер отпустил ее. Она тут же приняла прежнюю форму. Колер сразу все понял. Он заслужил приз: нашел одноразовую тарелку — то, чего не изобрели еще в течение тридцати лет после того, как в море вышла последняя фашистская субмарина. Ныряльщики-новички часто удивлялись, когда находили современные предметы на борту старинных затонувших судов, но такой ветеран, как Колер, встречал банки из-под пива «Будвайзер», пластиковые бутылочки из-под лекарств, тампон «Котекс», даже воздушный шарик с динозавром Барни на столетних останках затонувших кораблей. Он понимал, что эти предметы выбрасывались с проходящих мимо судов, потом дрейфовали по дну океана, пока их не заносило в корабельные останки. Колер забрал тарелку и сунул ее в сумку. (Все равно, что нашел в парке салфетку от хот-дога.) Ил поднялся над образовавшейся пустотой. Открылся еще один белый предмет. На этот раз — не бумажная тарелка. Это была бедренная кость человека.

Колер похолодел. В отличие от Чаттертона, он никогда не видел костей в местах кораблекрушений и никогда не был вынужден принимать нравственное решение на глубине 230 футов, когда в силу вступает азотный наркоз. Он точно знал: он не могильный вор. Он не будет тревожить останки людей, чтобы достать трофеи. Но можно же покопаться рядом? Это было другое дело. Он снова взглянул на бедренную кость и похолодел еще больше. Дыхание еще более участилось.

Колер отошел на несколько дюймов назад, и его движение подняло очередное облачко черного ила, похоронившее кость так же быстро, как она и появилась. Он потратил последние шесть недель, изучая жизнь подводников, он прочувствовал их суровую и однообразную работу, постоянную опасность их походов, безнадежность их положения в конце войны. Все это было, однако, опытом разума. А тут — бедренная кость, самая прочная из человеческих костей, оторванная от того, что раньше было человеком. Эта кость была мостиком между книгой и воображением, и это заставило Колера задуматься. Вскоре на смену его ознобу пришло сожаление. Он внезапно подумал, что не хотел никого тревожить, когда осматривал место, где видел кость. Он решил вернуться на «Искатель». Колер пробирался вперед, пока не оказался под пробоиной в потолке, затем впустил немного воздуха в крылышки плавучести и выплыл из немецкой подлодки.

Через несколько минут он начал свой девяностоминутный подъем вверх по якорному канату. Некоторое время он размышлял над судьбой субмарины, в которой люди погибли, находясь так далеко от эпицентра взрыва. По мере декомпрессии вновь зазвучало крещендо его недовольства Чаттертоном. Он не мог вынести мысли о том, что другой ныряльщик портит видимость в золотоносной шахте трофеев под предлогом, что снимает видео! Таинственная подлодка, полная фарфора, а он, видите ли, снимает кино!