Читать книгу "Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров"

class="v">Або мини помочи дайте,

Або мене з собою визьмите!

Есть еще иное представление о Дунае: в одной из колядок он истекает из божьих слез и об этом говорят между собою месяц и звездочка.

Ишов, перейшов мисяць по небу,

Та й зостричався з ясною зорею.

Зирнице-сестрице, ходимо вкупи,

Ходимо вкупи Бога шукати,

Найти нам Бога в пана господаря,

На стил схилився, слизоньку зронив,

Де слиза капне, там Дунай стане.

Разлив реки сопоставляется с разгулом любви…

И на той бочок,

И на сей бочок

Рика розлилася;

Стоить дивка з парубком,

Та ще й обнялася.

Но вообще в малорусской песенности река приходится чаще всего в значении препятствия. Перейти или даже перескочить реку — значит преодолеть препятствия. Молодец, разлученный с возлюбленной, которая в его отсутствие вышла замуж за другого, изображает свои чувства таким образом: он хотел бы поехать на другой берег реки, где находится его милая, но она ему говорит, что достаточно посмотреть на нее издали; ведь говорила она ему, когда стояли они вместе под навесом: не ходить бы ему в Крым за солью, а то застанет ее под убором замужней женщины.

Колиб мини новий човен, та й новее ще веселечко,

Сив би поихав на той бережечок, де дивчина, мое

сердечко.

На що тоби новий човен и новее ще веселечко?

Стань, подивись здалека на мене, козаченько, мое

сердечко.

Чи я ж тоби не казала, як стояли пид повиткою,

Не ходить було у Крим по силь — то застанет пид

намиткою.

Подобно тому молодец, который не может прийти ночью к своей милой на свидание, воображает перед собою Дунай: нет ни челна, ни весла, нет ему возможности добраться до своей цели.

Пробиваю край Дунаю,

Я за тебе все думаю,

Коби човен и веселце,

Ночовал бих у тя сердце.

А ни човна, ни повода,

Мушу ночувати дома.

Молодец приглашает девицу подать ему руку через реку:

Через риченьку, через биструю.

Подай рученьку, подай другую…

Или:

Ой, там за ричкою ходить молоденька.

«Через ричку подай ручку дивчино миленька!» —

«Ой, рада б я, мии миленький, обидви подати,

Сидить в хати пид виконцем ридненькая мати», —

то есть разрушить ту преграду, которая поставляется между молодежью обоего пола, или же идти к нему вброд через реку:

«Нема броду, нема лёду, нема переходу,

Коли мене вирне любиш — бреди через воду!» —

«Перебрела дви риченьки, половину ставу:

Не вводь мене, козаченько, в великую славу», —

что уже значит предаться ему, несмотря ни на что. Со своей стороны молодец бредет через реку к своей милой:

Нема лёду, нема броду, нема переходу,

А Василько до Оксани бреде через воду, —

и в таких-то случаях является образ зажженной свечи, которою девица должна освещать путь своему милому.

Ой, засвити, дивчинонько, восковую свичку,

Нехай же я перебреду сю биструю ричку.

Или:

Ой, зсучу я яру свичку, та й пошлю на ричку;

Буде мому миленькому видно на всю ничку.

Девица хочет сказать, что она во что бы то ни стало хочет выйти замуж за своего милого, и выражает эту мысль образом перескакивания через реку:

Тече ричка невеличка, схочу — перескочу;

Оддай мене, моя мати, за кого я схочу!

А в одной галицкой песне с трудностью полюбить старика сопоставляется трудность перескочить реку.

Колиб ричка не величка — я б перескочила,

Колиб милий не сивенький — я б его любила!

Решительное расторжение любовной связи также выражается образом перескакивания через реку.

Перескочу бистру ричку, а ни доторкнуся,

Перестану тя любити, а ни подивлюся.

Разлука с родными и близкими также вызывает образ перехода через реку: «Хоть по шею в воду, лишь бы к своим родным; хоть и обмокну, да у своих родных обсохну — все-таки с своими родными побеседую».

Хоч по шию в воду, та до свого роду,

Хоча обмочуся, в роду обсушуся,

Таки с своим родом та наговорюся.

Эта же мысль выражается целым рассказом. Женщина, грустя в чужой стороне, недовольная и своим замужеством, порывается к родным и воображает себе, что приглашает перевозчиков перевезти ее; перевозчики не дослышали, и она сама садится в челнок, отпихивает его от берега и плывет к своим родным. С берега замечает ее мать и зовет к себе.

Сама я, сама як билина в поли:

Не дав мини Господь Бог ни счастя, ни доли —

Ни счастя, ни доли, ни дружини по любови.

Ой, пиду я молодая, до броду по воду.

Перевизчики! Перевизить до роду!

Перевизчики де-сь то не почули.

Сила соби в човничок, од берега одпихнула,

Оглянулась назад себе, та в долони плеснула.

Нихто не почуе, тильки ридная мати,

Одчиняе кватироньку: «Ходи, доню, до хати.

Бреди, бреди, моя доню, холодною рикою,

Ходи, доню, до хати, поговори зо мною!»

Подобно тому сирота-молодец, находясь на чужбине, изображает свое горькое житье так, как будто ему велят плыть через Дунай, и он в раздумье: плыть ли ему или утопиться.

Горе мини на чужини — зовуть мене заволокою,

Велять мини Дунай плисти, Дунай ричку та глибокую.

Чи мини плисти, чи мини брести, чи мини в ней

утопитися,

Бидна моя та головонько, ни до кого прихилитися!

Река — путь в чужую сторону и с тем вместе как бы виновница сиротства в чужой стороне. Молодец проклинает ту реку, которая занесла его в чужой край и разлучила с родными.

Бодай тая ричка куширом заросла,

Що вона мене молодого