Читать книгу "Отважные капитаны. Сборник - Редьярд Джозеф Киплинг"

превосходство над капитаном — и тоже на безопасном удалении; сочиняет о первом помощнике скабрезные куплеты — с вдвойне безопасного расстояния; но неукоснительно подчиняется младшему лейтенанту.

На протяжении семи лет, считая учебу на «Британии», гардемарин одевается у своего сундучка и спит в гамаке, и при этом узнает себя и своих товарищей так предельно близко и полно, как это возможно только на флоте. В его службе нет понятия «оправдание». Он имеет право лишь выполнить приказ — и не немедленно, а гораздо, гораздо быстрее. Именно в эти годы происходит отсев тех, кто ошибся насчет своего призвания. Слабые духом отправляются домой, где проклинают флот до конца своих дней. Праведники остаются и учатся красть латунные дельные вещи для своих шлюпок, тайком курить на боевых постах (табак под запретом до того, как им исполнится восемнадцать), попадать во всяческие передряги и выбираться из них с неизменной ловкостью и блеском, а заодно узнавать больше, чем сообщают им наставники, подслушивая разговоры уоррент-офицеров и внимательно наблюдая за ошибками старших.

Затем, получив офицерское звание, они начинают делиться знаниями с последующим поколением с помощью ножен от кортиков.

ДЕМОКРАТИЯ И ДЕСПОТИЗМ

 Если бы Марриет не ограничивался парусами и рангоутом, какую картину кают-компании он мог бы нам написать! Ведь там слились воедино демократия и деспотизм — крайняя левизна и непоколебимые основания старой традиции. По отдельности каждый из мичманов в зависимом положении, вместе же они сила, и поэтому критикуют все, что попадает в их поле зрения: от флотских маневров до воротничка инструктора. Язвительна, беспощадна, неукротима младшая кают-компания, но она соблюдает дисциплину. Глядите-ка — младший лейтенант (как тут не вспомнить О'Брайена и исцеление Питера от морской болезни?[33]), раздосадованный шумом, воткнул вилку в то, что может считаться потолочной балкой, и к тому времени, как она перестала дрожать, гардемаринов уже и след простыл — разлетелись, как вспугнутые летучие мыши.

— Мы так поступаем всегда, когда считаем, что разговор выходит за рамки, — сообщил наш гостеприимный хозяин. — Но двигаться они умеют и быстрее.

— Заставь их слегка потренироваться, — посоветовал «двадцать один год», который еще три года назад тоже был гардемарином. — Потому, как сдается мне, ты начинаешь терять хватку. Что ты делаешь, если они... — и он описал предполагаемую ситуацию.

— О, тогда я... — Младший лейтенант подробно изложил последовательность своих действий, добавив: — Не желаешь ли полюбоваться?

Запишите на мой счет, что в тот вечер я спас чьего-то отпрыска от расправы на потеху всей остальной кают-компании. Но у гардемаринов есть свое убежище — это классная комната, где, как я уверен, они не раз оказывались на грани гибели. Впрочем, их останки выглядели вполне живыми и здоровыми, ибо когда мы отправились на большой концерт на флагмане, я краем глаза заметил группу хохочущей молодежи, которая комическими жестами пародировала оркестр.

Я не имел удовольствия поговорить с ними и потому спросил у «двадцати одного года», как может выглядеть «оборонительная тактика» гардемаринов. Он красочно объяснил мне, что в сравнении с разозлившимися младшими обитателями кают-компании разворошенное осиное гнездо выглядит очень симпатичным. Он и сам принимал участие в таких «революциях».

— Нас, конечно, серьезно наказывали, — жизнерадостно заключил он. — Но после этого оставляли в покое. Но как вам эта дисциплинированная кают-компания? Жаль, что вы не видели их в море во время шторма! Гардемаринов (тут он использовал слово «салаги») ставят к каждому клюзу — открывать их между волнами. И если внутрь попадает вода, ему с ней и разбираться. У меня за плечами лет пять подобной работы... Ну а теперь нам с вами лучше отправиться на концерт.

МУЖСКОЕ ШОУ «ДЯДЮШКИ ГЕНРИ»

Пронзительный голос поинтересовался:

— Ты собираешься сегодня посетить вечернее шоу нашего дядюшки Генри?

— Похоже, что придется. Я не хочу, чтобы он подумал, будто я решил его покинуть. К тому же пусть полюбуется на расторопного и ловкого офицера. Это его приободрит.

Я подошел ближе и обнаружил двух мальчишек, с отсутствующим видом изучавших палубные доски. Не исключаю, что «дядюшкой Генри» они называют между собой адмирала, но неужели парочка гардемаринов осмелилась бы на такое?..

Я удалился так быстро, словно палуба готова была вспыхнуть под ногами, чтобы не задеть своим смехом этих «ловких и расторопных».

А теперь представьте себе квартердек[34] шириной в семьдесят пять и длиной в в сто двадцать футов, снабженный тентом, украшенный флагами и тройными рядами бело-пурпурных гирлянд. В одном его конце расположились музыканты оркестра флота, а все остальное, от кормы до белоснежного барбета, — водоворот, мундиров всех мыслимых рангов: капитаны с аксельбантами и без аксельбантов, начальники служб, офицеры морской пехоты в синих парадных кителях с глобусами на лацканах, механики, казначеи, клерки и все прочие  живой ковер синего, золотого, красного и черного. Над нами возвышались дула сорокашеститонных орудий, а на самом верху, на барбете башни, задрапированном флагами и коврами, восседал адмирал.

Это было поразительное шоу в исполнении всего флота, и по неизвестной причине меня все время разбирал смех. Здесь можно было встретить тех, с кем последний раз виделся на другом конце света — в Гаспе, на Бермудах, в Ванкувере, Йокогаме, Инверкаргилле или Бомбее — странников и рейнджеров на службе ее величества. А потом мы танцевали, поскольку это еще один из обычаев флота: дать возможность тому, кто трудился весь день, словно толпа рабов на плантации, при первой возможности потанцевать. Именно поэтому военные моряки так хорошо танцуют.

— Эта штука учит нас чертовски ловко держаться на ногах, — заметил «двадцать один год», вытирая пот в паузе между вальсами. — Не желаете принять участие? Немного поупражняться никогда не помешает.

— Нет уж, — ответил я. — Тем более что я опасаюсь за наших «дам».

— Они у нас довольно выносливые, — задумчиво ответил «двадцать один год», в то время как некий судовой казначей резво развернулся на носках его ботинок.

Как им удавалось после целого дня изнурительной работы сохранить в себе силы для танцев, было выше моего понимания. Они танцевали, как и положено, — с пятки на носок, без отдыха, на протяжении нескольких часов, просто ради удовольствия от физических упражнений. А ведь в танцах участвовала не только флотская молодежь.

Наконец, тяжело дыша, мы погрузились в шлюпки и уже с воды наблюдали, как