Читать книгу "Беседы о музыке с Сэйдзи Одзавой - Харуки Мураками"

Одзава: Сложно сказать. Наверное, почти нет.

Мураками: Простите за вопрос, но вы это делаете безвозмездно, бесплатно?

Одзава: В общем-то безвозмездно. Преподавателям мы платим, но лично я ни в Швейцарии, ни в Окусиге никогда не получал гонорара. Кроме этого года, и то из-за болезни. В виде исключения, поскольку у меня не было другой дирижерской работы и я приехал в Швейцарию специально для участия в программе. Это единственный раз, когда я получил вознаграждение.

Мураками: Видимо, для вас преподавание уже само по себе вознаграждение. Ваша методика обучения принципиально отличается от подхода профессора Сайто. Преподаватели ведут себя очень мягко. Не кричат на учеников.

Одзава: Иногда они могут повысить голос. Однажды на репетиции Садао заорал на ученика, так все будто онемели. Такое случается. Вот профессор Сайто частенько выходил из себя. (Смеется.)

Мураками: Ваши ученики – элита, они привыкли быть лучше других. Наверняка многие из них болезненно относятся к критике.

Одзава: Что верно, то верно. Значит, преподаватель должен быть вдвойне компетентным. Поскольку все наши ученики по-своему уверены в своих силах.

Мураками: Что ж, нельзя стать профессиональным музыкантом без уверенности и духа соперничества.

Одзава: Верно.

Мураками: Не просто, наверное, поделить участников на шесть или семь групп и для каждой подобрать произведение.

Одзава: Этим у нас занимается Садао. В одиночку. Это достаточно сложно. Я пытался помочь, но у меня не хватает времени. В итоге полностью доверился ему. Все-таки он большой специалист в камерной музыке.

Мураками: В прошлом году вы не смогли приехать из-за операции. Как это отразилось на работе академии?

Одзава: Я искренне сожалею, что не мог присутствовать, но, во-первых, меня отчасти заменил Кадзуки Ямада, а во-вторых, как я уже говорил, мое отсутствие имело свои плюсы. Полагаю, и преподаватели, и ученики почувствовали самостоятельность и необходимость справляться со сложными задачами. Раньше ученикам всегда давали готовое произведение, но в этом году впервые несколько групп сами выразили желание исполнить ту или иную музыку – Бетховена, Яначека, Равеля. На мой взгляд, это намного лучше, чем слепо выполнять задание преподавателя.

Мураками: В группе, которая взяла Равеля, было двое поляков, один русский, и только альт был французом. Я спросил у скрипачки Агаты, почему группа с таким составом выбрала Равеля. Она ответила, что им «хотелось испытать себя». Исполнить не, скажем, Шимановского, только потому, что он поляк, а Равеля с его подлинно французским шиком.

Одзава: Хм, вот оно что… Думаю, только вам они могли в этом признаться. Нам они такого не рассказывают. С человеком со стороны, не преподавателем, они откровеннее.

Мураками: Мне стало интересно, потому что их группа блестяще исполнила Равеля, вот я и спросил.

Одзава: Мне без толку спрашивать, все равно не ответят.

Мураками: Прекрасно, когда у студентов появляется такая мотивация. Более осознанная.

Одзава: Преподавание – не основная моя работа. Что здесь, что в Окусиге. Поэтому все пятнадцать лет существования этой программы мы практически действуем на ощупь. Постоянно, ежедневно учимся чему-то, и все равно у нас нет готовой методики обучения, когда мы знали бы, что здесь надо так, а не иначе. В каждом случае мы стараемся как можно лучше донести свою мысль до конкретного молодого музыканта. Но, знаете, для нас это тоже очень полезно. Помогает вернуться к началам.

Мураками: Выходит, что, обучая других, даже суперпрофессионал вашего уровня узнает что-то новое.

Одзава: Так и есть. А что вы обо всем этом думаете? Скажите честно, есть в этом смысл?

Мураками: Я думаю, вы занимаетесь очень важным делом, в котором, безусловно, есть смысл. Молодые исполнители из разных стран, каждый со своим нравом, собираются вместе и учатся важным вещам у лучших и самых опытных действующих исполнителей, стоят бок о бок на сцене, выступают перед публикой, а потом разъезжаются по домам. Мне радостно оттого, что в будущем из выпускников академии вырастет множество прекрасных исполнителей. Я мечтаю, как однажды они вновь соберутся вместе – может быть, на встречу выпускников, и возможно, из них получится супероркестр вроде Сайто Кинэн. Большой музыкальный коллектив возникнет спонтанно, и в нем не будет ни гражданства, ни интриг.

Одзава: Вообще-то мы много обсуждаем вероятность гастролей такого оркестра. Менеджер, конечно же, считает это логичным, учитывая, с какой тщательностью мы оттачиваем исполнение. Сейчас отчетные концерты проходят только в Женеве и Париже, но меня не раз просили подумать о турне – Вена, Берлин, Токио, Нью-Йорк. Я всегда отказывался. Не видел в этом нужды. Хотя, конечно, не исключаю такую возможность в будущем.

Мураками: Сложно сказать. В этом случае само обучение, вероятно, отойдет на второй план… Но скажите, когда вы управляете таким оркестром и первоклассными оркестрами вроде Бостонского симфонического или Венской филармонии, ваш подход отличается?

Одзава: Да, отличается. И подход, и видение. С такими профессионалами, как Бостонский симфонический или Венская филармония, у нас есть всего три дня, чтобы довести до ума концертную программу. Их график досконально расписан. А у этого оркестра репертуар ограничен, и мы можем уделить достаточно времени каждому произведению. На репетициях подолгу останавливаемся на том или ином фрагменте. Чем больше репетируешь, тем сложнее.

Мураками: Потому что по мере изучения появляются все более сложные задачи.

Одзава: Верно. Бывает, что дыхание совпадает, а связка все равно не получается. Не складываются нюансы звучания или едва заметно распадается ритм. Тогда мы неторопливо оттачиваем каждую деталь. И назавтра звучание становится на ступень выше. Тогда мы снова ставим более высокую планку. В процессе я многому учусь.

Мураками: Чему, например?

Одзава: Знаете, это обнажает мои самые слабые стороны.

Мураками: Ваши самые слабые стороны?

Одзава: Да… Все мои слабости моментально вылезают наружу. [Примечание Мураками. Он задумался на некоторое время, но так и не назвал ничего определенного.]

Мураками: Я, конечно, не знаю ваши слабые стороны, но одно могу сказать точно: звучание оркестра с каждым днем приближалось к вашему звучанию. На мой взгляд, это потрясающе. Я имею в виду способность изготовить звучание как продукт.

Одзава: Это говорит о высоком уровне всех исполнителей.

Мураками: Выстроить звучание, в котором есть индивидуальность и направление, есть смысл – очень трудоемкий процесс. В этот раз я лично в этом убедился. Кстати, недавно вы сказали, что исполнение струнных квартетов совершенствует качество музыки. В чем это проявляется?

Одзава: Если совсем просто, то, в отличие от одиночного исполнения, слух должен быть направлен во все стороны сразу. Это умение крайне важно для музыканта. То же самое можно сказать и об оркестре. Нужно внимательно слушать, что делают другие. К тому же я бы сказал, что в струнном квартете инструменты ближе общаются между собой. Играя, ты одновременно слушаешь других: «Сейчас виолончель сыграла хорошо» или: «Мы сейчас не совпали с альтом». Начинаешь лучше это понимать. Кроме того, в квартете музыканты делятся своими мыслями. В оркестре это невозможно – слишком много народу. А если вас всего четверо, вы запросто обсуждаете рабочие моменты. Такой формат сулит определенную легкость. Музыканты естественным образом внимательно слушают музыку друг друга. Видят, что она становится лучше. За счет этого музыка приобретает глубину – вот такой эффект.