Читать книгу "Вступление - Дмитрий Янтарный"

Вслед за моими слезами пришёл и всплеск Лазури, но он уже не обжигал так больно, как раньше. Было, конечно, неприятно, но терпимо. Я даже нашёл в себе силы прислушаться к нему. Да… Мизраел его верно описал. Это было страдание, но страдание не губительное, а наоборот, дающее силы жить дальше. И вслед за ней я пустил в себя Золото, испытав в этот момент нежность к Меридии. Не успей она встать на крыло в тот злополучный день, я бы не раздумывал ни секунды. Потому что шестым чувством я ощущал: Уталак не обидит. Он не обидит никого, в ком доминирует столь любимая им Сирень. Наоборот, он приютит, он позаботится, он научит быть сильным, и в нужный момент найдёт в себе силы отпустить в небо своего подопечного, как бы грустно и тяжело ему не было. И, я уверен, этому были бы рады и я, и она. Но… теперь всё иначе. Я, пусть и непроизвольно, но привязал Меридию к себе. Чистокровному дракону не дано изменить свой характер. А, значит, и ей не дано выбрать себе другую пару.

И в этот самый момент я ощутил все свои Цвета. Это было так странно: как будто внутри меня стало пусто и темно, и лишь семь сфер мерцают, освещая путь впереди и задавая направление. Сильнее всех, конечно, мерцала Сирень, она была едва ли не в полтора раза больше Янтаря, второй моей Доминанты. Следом, почти не уступая в размерах, шло Серебро. Затем, чуть меньше, Изумруд. Странное дело, но самым маленьким огоньком был Пурпур. Золото же с Лазурью снова вступило в танец, едва не ставший для меня в своё время смертельным, но Серебряный и Изумрудный огоньки уже спешили обернуть расшалившиеся Золото и Лазурь в скорлупу, защищающую мое Сиренево-Янтарное естество от пагубного воздействия.

Погрустив ещё немного, я решил размяться. Ведь я сегодня ещё ни разу не летал: сейчас научиться держаться в воздухе хотя бы несколько минут мне стало казаться наиострейшей необходимостью.

Выскользнув из своей комнаты, я тихо начал спускаться. Я знал, что Уталак сейчас меня не побеспокоит: Мизраел наверняка не спускает с него глаз. По той же причине мне сейчас не станет докучать и Мизраел. Геярр, наверняка уже знающий, что я такое в плане Цвета, ни за что не станет рисковать контактом со мной до тех пор, пока не будет точно уверен, что не причинит мне вред, нарочно ли или нет. Таргану же лезть ко мне не позволит его почти воинская выдержка. Хотя почему почти? Уверен, он в этом плане кому угодно даст сто очков вперёд…

Без особых трудностей я добрался до площадки. Сирень убеждала меня в том, что никого поблизости нет. Взойдя на трамплин, я запрокинул голову, закрыл глаза и позволил силе заструиться по своим лопаткам, вызывая по заученной схеме образ драконьих крыльев. И позволил себе упасть, уже почти не страшась казавшейся мне ранее непокоримой высоты.

Дела мои шли немного лучше: мне удалось продержаться в воздухе почти четыре минуты. В конце седьмого круга я аккуратно спустился вниз. Странное дело… казалось, Лазурно-Золотой пульс, бившийся в груди полчаса назад, не только не причинил мне страдания, но и дал новые силы. Впрочем, это неудивительно. Это же Лазурный замок, здесь каждый питает силы от Лазури… даже такой, как я, воззвав к ней, получит просимое, хоть и с изрядным чувством боли.

— Как это здорово. Ты тоже учишься летать? — чей-то голос, так похожий на голос Меридии, раздался совсем рядом. Он был таким же звучным, наполненным чувством, добротой — и всё же чем-то отличался. И ощущать эту разницу было очень остро и очень больно. Если голос Меридии порой был отдалённым, как будто она погружена в свои мысли, то этот голос хранил некую тайну. Тайну, светлый секрет, который раскрывают лишь тому, кому раскрывают свою душу. Я уже знал, кого увижу. Точно. Та самая девушка, на которую утром так отреагировала моя Сирень. И, я уже знал, что та самая, кого я видел в Орхорском Университете с Уталаком. Причём она была похожа на Меридию не только волосами — казалось, они были практически близнецами, и, за исключением цвета глаз и нескольких черт лица, я не мог найти между ними разницы…

— Привет, — тихо сказал я, обернувшись, — Олесия, правильно?

— Да, — радостно улыбнувшись, сказала девушка, глядя на меня своими чистыми голубыми глазами. Хотя нет. Цвета утреннего неба они были у Меридии. У Олесии же, которая так сильно была на неё похожа, глаза были цвета морской бездны, — а ты принц Дитрих, верно? Я так рада с тобой познакомиться.

— Почему ты здесь, — зачем-то спросил я, — ты же сейчас должна быть на вечере?

— Я ушла с него, — пожав плечами, ответила девушка, — господин Мизраел был очень сердит на меня за мою несдержанность утром. Отчитал меня. А я всего лишь обрадовалась похвале госпожи Гвинеллы. Наши кланы друг друга недолюбливают, и я очень обрадовалась, когда мне здесь оказали такой знак внимания. Расчувствовалась… и вот как оно получилось.

— Так, значит, ты… — неуклюже продолжал я, — тоже уже встала на крыло.?

— Да, — весело кивнув, подтвердила она, — я очень старалась. Я, кстати, видела тебя мельком. В университете, когда мы приезжали с папой по делам к ректору.

— В этом году? — уточнил я, — да, я тоже вас видел…

— Нет, раньше. Ещё три года назад, — улыбнулась Олесия, — Ты тогда зачаровал фонтан, и он перестал бить. А когда завхоз стал проверять, то струя воды ударила ему прямо в лицо и сбила с ног. Это было забавно… хотя и непонятно, зачем было так с ним поступать.

Я лишь печально вздохнул. Завхоз приглядывал за мной по приказу самого ректора Ахириэля. По самой очевидной причине. И хотя я прекрасно знал, что завхоз всего лишь обычный человек, который добросовестно выполняет свой труд, порой его назойливая опека так выводила меня из себя, что я просто не мог удержаться от того, чтобы как-нибудь не подшутить над ним. При выпуске, я, конечно, во всём сознался и попросил у него прощения. После чего год спустя лично ходатайствовал за его дочь при её поступлении в Академию Искусств Тискулатуса, не погнушавшись даже лично попросить за девушку перед Освальдом. За что её отец готов был меня боготворить и, уж конечно, простил мне все мои выходки. Между прочим, она двоюродная сестра Фалкесты. Я очень надеюсь, что её не затронул поступок сестры, и что оставшиеся пару лет до конца обучения она будет сидеть тише воды, ниже травы.

— Вот оно как было, — сказала Олесия, когда я всё это озвучил вслух, — понимаю. Нам с папой повезло больше. Он уже очень долго живёт, и многие поколения выросли под его чутким вниманием. Так что ему точно известен баланс между этими гранями: все мы, его дети, всегда были окружены заботой и вниманием, но никого из нас это никогда не тяготило. Поэтому мы его так любим. Я думаю, что и тебе бы он очень понравился…

Но тут она осеклась. Увидев, как мои глаза снова наливаются страданием, она поспешно сказала:

— Прости, пожалуйста! Мне не следовало так говорить! Я не хотела делать тебе больно, извини!..

— Да что там, — махнул я рукой, — ты-то в чём виновата, что всё так получилось? Ты ведь, — тихо спросил я, — тоже Лазурь не любишь, да?

— Угу, — тихо сказала девушка, заломив руки, — и Пурпур. Папу это немного обижало, ведь Пурпур — его вторая доминанта, но, в конце концов, Сирень всегда нас мирила.