Читать книгу "Американец - Массимилиано Вирджилио"

С тех пор ничего особо не изменилось, только собак стало больше. Поля так и остались излюбленным местом для захватнических войн малолетних разбойников, которые без конца оспаривали вбрасывание из-за боковой или незасчитанный гол, – кто, интересно, должен его засчитывать, если ты одновременно и игрок, и арбитр? – а их рюкзаки и куртки обозначали створы воображаемых ворот. Крики, ругань, драки. Все как раньше.

Помню, Ребекка посетовала:

– Кошмар, они же вытопчут всю траву, и люди не смогут наслаждаться красотой парка.

Я тут же с ней согласился и не пожалел уничижительных комментариев в адрес мальчишек, их родителей и неспособности неаполитанцев измениться и сделать так, чтобы это прекрасное место приносило прибыль.

Я так и сказал – «прибыль». Ребекка кивнула. Не зря я получил свой диплом.

Мы были парой молодых европейцев с превосходным образованием и высококвалифицированной работой, перед нами открывалась куда более заманчивая перспектива, чем перед большинством жизнерадостных, агрессивных и откормленных футболистов, которые гоняли мяч по этому полю. Я знал по личному опыту, как мало у них мест для игр, в каких узких, темных, густонаселенных переулках они родились, в каких отсыревших зданиях учатся, в какой тесноте живут, какую несвежую еду их родители ставят на стол. В нашем мире тюрем эти истоптанные поля были воплощением свободы. Именно на этих полях, где зеленый цвет местами истерся дожелта, и проходили те счастливые летние месяцы, когда все страхи отступали.

Думаю, именно в тот миг, а не когда переспал с Катериной, я и предал Лео по-настоящему.

Лео – мой последний друг. Вот что я должен был написать в ответном послании Эмме, прежде чем снять мокрую от пота одежду, встать под душ, одеться, как всякий современный консультант, в стиле кэжуал и побежать на запланированные встречи. Вместо этого я нарушил первое и единственное правило наших стикерных диалогов: всегда оставлять ответ. Я знал наверняка, что по возвращении, собирая сумку для занятия йогой, она взглянет на холодильник и расстроится.

Прости, тороплюсь, потом все объясню. До вечера.

P. S. Что купить на ужин?

Но тем вечером Эмма ни о чем меня не спросила. Может, забыла, а может, решила, что я сам должен начать разговор. А если не начал, у меня есть на то причины. К счастью, мы оба достаточно взрослые, чтобы не докучать бессмысленными расспросами.

Это первое правило, которое мы выучили на курсах групповой психотерапии, где и познакомились: не тратьте время на поиск иллюзорных ответов, поторопитесь задать себе правильные вопросы. Эмма пришла сюда после смерти лучшей подруги, я же пытался разобраться с необъяснимым исчезновением отца. Нас объединяла тяга к познанию. Нас обоих не убеждали ни религиозные, ни научные доводы. С третьего занятия мы сбежали и отправились в паб.

– Так значит, ты хочешь узнать, где сейчас твой отец? – спросила она.

– Да, но меня не волнует, в раю он или в аду. Я в это не верю. Я просто хочу знать, где он в данную секунду находится.

Эмма озадаченно посмотрела на меня.

– Может, стоит сходить на кладбище, – пошутила она.

– В том-то и дело, что там его нет. Как и где-либо еще.

Я рассказал ей все, что знал: об убийстве и обнаружении трупа Вольфанго Патане, в кармане брюк которого лежал отцовский чек, о версиях карабинеров, исчезновении отца, расследовании, прекращенном «за отсутствием тела».

Мы выпили еще по паре кружек пива, и она пригласила меня к себе. Проснувшись утром, я долго смотрел на нее спящую. Пыльный майский ветер дул из окна, завивая кончики ее рыжих волос. Изящная длинная шея, чуть напоминающая изгибом лошадиную, лицо квадратной формы, правильные и четко вылепленные черты, белая кожа. Я впервые занимался любовью с тех пор, как выбрался из ада.

Мы поужинали суши, которые я купил в китайской лавочке внизу, потом посмотрели по телевизору сериал и около часа ночи легли спать. Утром я проснулся и, как обычно, отправился на пробежку. Эмме надо было на вокзал – она ехала к родителям в Апулию на давно запланированный семейный сбор. Пока, любимый, увидимся послезавтра. Пока, любимая, позвони, как доберешься, хороших выходных.

Потом я захотел есть, но в холодильнике было пусто, и я оказался на кухне в компании желтого стикера «P. S. Кто такой Лео?». Я понятия не имел, что на это ответить. Прошло больше двадцати лет, и что-то мне подсказывало, что мой последний друг неслучайно вернулся в мою жизнь.

* * *

– Это из-за Человека-паука я пристрастился к куреву, – пожаловался Американец, открывая дверь. – По вечерам он приходил пожелать мне спокойной ночи, попыхивая «Лаки Страйк», и потом от моей пижамы несло табаком.

Я обернулся и посмотрел в его синие, как у модели из рекламы «Посталмаркета», глаза.

– Я помню. В твоей комнате пахло как в покерном клубе.

Мы уединились в кабинете менеджера по организации банкетов. Когда после выноса свадебного торта-аквариума мы спросили, где бы нам поговорить в тишине, Мануэль, молодой мужчина чуть за тридцать, удивленно поднял брови формы чаячьего крыла и неуверенно ответил:

– В моем кабинете.

Я погрузился в одно из низких кресел, Лео зашторил застекленную дверь, за которой шел банкет. Гости наслаждалась последними солнечными лучами и фланировали по саду с бокалами, попивая вино «Фалангина». Какое-то время мы за ними наблюдали, словно из машины с тонированными стеклами.

– Старик, ну так что? – Американец вернулся к прерванному разговору, тоже провалившись в мягкое кресло. Из внутреннего кармана смокинга он достал пачку сигарет и предложил мне.

– Нет, спасибо. Я бросил.

Это было не так, но мне хотелось создать впечатление, что я изменился.

– Правильно сделал. – В его голосе прозвучала нотка разочарования. У него было усталое, осунувшееся лицо, седина в волосах, густой загар. Вся его фигура излучала еле сдерживаемую энергию, своего рода дикое изящество, такое впечатление производит адвокат на скутере.

Меня больше пугало то, что нам не о чем будет говорить, нежели причина, по которой он пригласил меня на свадьбу его сестры. Интересно, помнит ли он, как неоднократно заявлял, что рано или поздно я женюсь на Пинучче. Я встал и подошел к окну.

Меня раздражали эти подвыпившие элегантные люди. На всех свадьбах, даже устроенных по высшему разряду, всегда есть какой-то налет отчаяния. Праздник подходил к концу. Завершая свадебный банкет, Пинучча и Никола вручали гостям бонбоньерки и серебряные пресс-папье в форме таксы, и жених раздавал их так же торопливо, как бульдозеры сносят нелегальные постройки. Я поразился, до чего Пинучча стала похожа на мать.

В стороне от толпы за столиком сидели женщина с янтарного цвета кожей и ребенок, который за весь вечер ни разу не встал со своего стула. В мальчике соединились черты родителей: цвет кожи матери и синие глаза отца. Женщина была настоящей красавицей, но очень печальной.