Читать книгу "Пленница былой любви - Бетти Махмуди"

Я неоднократно жаловалась Муди, что Реза вмешивается в мои дела, но муж всегда в таких случаях рекомендовал мне быть терпеливой.

– Это ненадолго, – говорил он, – пока он не найдет работу. Он ведь мой племянник, и я должен ему помочь.

Мы с Муди интересовались рынком недвижимости в поисках возможности вложить наши деньги и использовать тем самым налоговые льготы. Для этого мы связались с одним из наиболее процветающих банкиров в городе. Я упросила его взять Резу на работу.

– Мне предлагают должность кассира, – жаловался Реза, вернувшись из банка. – Я не собираюсь работать кассиром.

– Многие бы обрадовались такой должности, – ответила я, возмущаясь его поведением. – Это открывает большие перспективы.

Тогда Реза произнес фразу, смысл которой я поняла лишь несколькими годами позднее, когда хорошо узнала ментальность иранца, особенно мужской части рода Муди. Он заявил:

– В этой стране я не соглашусь ни на одну должность ниже председателя.

Он был готов пользоваться нашим гостеприимством до тех пор, пока какая-нибудь американская фирма не окажется настолько любезной, чтобы безоговорочно подчиниться его власти.

Целыми днями он пропадал на пляже или читал Коран, молился и контролировал каждый мой шаг. А когда ему и это надоедало, он дремал. Так продолжалось недели и месяцы, пока, наконец, я не вынудила Муди принять решение.

– Или он уйдет, или я, – заявила я решительно.

Говорила ли я серьезно? Я определенно рассчитывала на любовь Муди ко мне и не ошиблась. Бормоча что-то по-персидски, наверное, осыпая меня проклятиями, Реза перебрался в собственную квартиру. Разумеется, за деньги Муди. Вскоре после этого он вернулся в Иран и женился на своей сестре Эссей.

После ухода Резы все вернулось на свои места – так мне, по крайней мере, казалось. Между мной и Муди случались конфликты, но я знала, что брак основан на компромиссах. Я была уверена, что время позволит нам сгладить все острые углы.

Откуда мне было знать, что где-то там, за двадцать тысяч километров на восток от нашего дома, грянет буря, которая разрушит наш брак, превратит меня в заложницу, оторвет от близких и будет угрожать не только моей жизни, но и жизни моей еще не родившейся тогда девочки?

Вскоре после Нового, 1979 года Муди купил себе дорогостоящий транзисторный приемник с наушниками. Он был таким мощным, что принимал станции почти со всех частей света. Муди начал вдруг проявлять интерес к трансляциям из Тегерана.

Студенты в Тегеране организовали серию демонстраций, направленных против режима шаха. В прошлом уже случались подобные инциденты. На этот раз, однако, все выглядело гораздо серьезнее.

Находящийся в эмиграции в Париже аятолла Хомейни начал громко и резко высказываться против шаха и влияния Запада на исламский образ жизни.

Информация, которую Муди слышал по радио, зачастую противоречила сообщениям вечерних телевизионных новостей. В итоге Муди перестал доверять американским средствам информации.

День, когда шах покинул Иран, и следующий день, когда аятолла Хомейни триумфально вернулся в страну, Муди воспринял как большой праздник.

Не предупредив меня, он пригласил к нам группу иранских студентов. Они сидели до поздней ночи, наполняя мой американский дом восторженными, оживленными разговорами, звучащими по-персидски.

Революция пришла не только в Иран, но и в наш дом. Теперь Муди совершал свои мусульманские молитвы с таким рвением, какого я до сих пор не замечала. Он оказывал содействие различным группам шиитов.

Не поинтересовавшись моим мнением, он выбросил большой запас напитков, которые мы держали всегда под рукой для навещающих нас гостей. Он стал высокомерен и заносчив. И в результате мы растеряли многих наших друзей.

На протяжении нескольких месяцев иранские студенты часто использовали наш дом как место собраний. Они организовали какое-то общество, назвав его Группой патриотических мусульман, и наряду с иными формами деятельности составили воззвание, которое разослали в адрес средств массовой информации.

Это уже было слишком. Наши дискуссии превратились в яростные ссоры, что было совершенно не похоже на прежнюю, без серьезных конфликтов, совместную жизнь.

– Нам необходимо объявить перемирие, – предложила в отчаянии я. – Нам просто нельзя говорить о политике.

Муди согласился со мной, и какое-то время нам удавалось поддерживать мирное сосуществование, но я уже перестала быть для него вселенной. Его свидетельства любви теперь становились все реже. Могло показаться, что он женат не на мне, а на своем транзисторном приемнике, пачках газет, журналах и всякого рода пропагандистских брошюрах, которые он начал нумеровать. Некоторые из них были изданы на персидском языке, но часть на английском.

Муди забрал свое заявление с просьбой предоставить ему гражданство США.

Время от времени в моем подсознании всплывало слово «развод». Я ненавидела это слово, боялась его. Однажды я уже прошла через это. Я не хотела больше глотать эту горькую пилюлю. Развод с Муди был равнозначен крушению всех моих планов.

А кроме того, все мысли на эту тему оказались беспредметными с того момента, когда я поняла, что беременна.

Эта новость ошеломила Муди. Он перестал прославлять иранскую политику и почувствовал себя гордым отцом, вернувшись к давней милой привычке ежедневно осыпать меня подарками. С момента, когда я начала носить платье для беременных женщин, он показывал мой живот каждому, кто хотел и кто не хотел его видеть. Он сделал сотни снимков и утверждал, что сейчас я выгляжу гораздо привлекательнее, чем прежде.

Третье лето нашего супружества прошло в безмятежном ожидании рождения ребенка. Пока Муди работал в госпитале, я приятно проводила время с Джоном. Ему исполнилось восемь лет, и он был уже достаточно зрелым молодым человеком, чтобы приготовить дом к приему братика или сестрички. Мы вместе превратили одну из спален в детскую комнату. Мы весело покупали белые и желтые одежки для новорожденного. Вдвоем с Муди мы ходили на лекции, и он не скрывал своего желания иметь сына. Для меня это не имело значения. Эта новая жизнь во мне была существом, которое я уже горячо любила.

В начале сентября, когда я была уже на восьмом месяце, Муди предложил мне вместе с ним поехать на медицинскую конференцию в Хьюстон. Это путешествие принесло бы нам несколько беззаботных дней перед тем, как стать родителями. Мой врач разрешил, успокоив, что роды не начнутся раньше чем через месяц.

Однако уже в первый вечер в Хьюстоне в гостиничном номере я почувствовала боль в пояснице и начала беспокоиться, не наступил ли мой час.

– Все в порядке, – успокоил Муди. Ему хотелось на следующий день посетить центр НАСА.

– Я чувствую себя не очень хорошо, – предупредила я.

– Ну что ж, тогда пойдем за покупками, – предложил он.