Читать книгу "Всё сначала! - Светлана Сурганова"

Переход не стал для нас местом постоянной дислокации. Мы спускались сюда еще пару раз, ради того, чтоб «подзаработать на ужин». Все-таки уличные музыканты – это особая каста: талант, помноженный на анархичность. С этим надо родиться. У них в крови – благородное презрение к подмосткам, тогда как для нас с Динкой профессиональная сцена была заветной мечтой. И окрыленные своим магаданским успехом, мы полагали, что ее осуществление не за горами. Но Питер – не Магадан. Он отрезвил нас моментально. Радио, и уж тем более телевидение, здесь неприступнее бастионов Петропавловки. А знаменитый питерский рок-клуб, колыбель русского рока, утратил в начале девяностых всю активность восьмидесятых, и его статус фактически сошел на нет, хотя номинально он еще функционировал.

В качестве альтернативы росли, как грибы после дождя, всевозможные рок-мастерские и рок-лаборатории. Это были тесные, прокуренные полуподвальные помещения с плохой акустикой и сомнительной репутацией. Они функционировали по ротационному принципу с мизерными членскими взносами, почти на голом энтузиазме. Организация происходивших в их стенах концертов и фестивалей начинающих музыкантов была на примитивном, самодеятельном уровне. Но именно эти точки положили начало клубному движению в стране. Одной из таких рок-лабораторий была «Засада» в промзоне на улице Маршала Говорова, принадлежавшая группе «Бриллианты от Неккермана». Стараниями Петра Малаховского «Ночные снайперы» вписались в их конкурсную программу.

«Засаду» решили покорить «Летом». Мы втроем вышли на сцену. Петр зарядил синтезатор, я стояла со скрипкой, Диана с гитарой. Более нелепую троицу было сложно придумать: двухметровый длинноволосый Петя в видавшем виды свалявшемся, мешковатом свитере, Диана в очках и офисном костюме, я в двубортном пиджаке с огромными плечами. Диссонанс между образом и репертуаром бросался в глаза, но в то время на это мало кто обращал внимание. Мы еще не придумали своей фирменной внешности – всех этих милитари-фишек с короткими стрижками, тяжелыми ботинками.

«Лето. На дорогах пыль. Лето. Вся земля как высохший пустырь».

Песня прозвучала убедительно. Мы произвели впечатление настолько, что сыграли в «Засаде» несколько сольных концертов в октябре 1994 года и даже получили символический гонорар. Это выступление, пожалуй, и определило клубный формат «Ночных снайперов» на ближайшие годы.

Воодушевленные тем, что у нас появился первый хит (позволю себе заметить, не «Рубеж», а именно «Лето»), мы загорелись идеей его профессионально записать. Снова возник Малаховский. Он подсказал студию рядом с Фонтанкой в Никольском переулке, бывшей улице Мясникова. Петр, вообще, тогда везде ходил, все выяснял, всюду договаривался.

Предварительно решили порепетировать всем кагалом у меня на Кавалергардской: мы с Дианой, Валерка Тхай, басист Витя Опокин, два Сереги – Поповичев и Кравченко – гитарист и барабанщик группы «Нечто иное». Последние двое знали толк в программировании и являлись счастливыми обладателями приличных электрогитары и драм-машины. В ту пору это было неописуемой роскошью. Например, у Валерки своей электрогитары не было. По этой причине Валерку было решено переквалифицировать в клавишника, тем более, что на Кавалергардской пылилось пианино, на котором я в детстве разучивала гаммы. Творческий процесс пошел, Валерка лихо импровизировал, остальные тоже не отставали. В электричестве «Лето» преобразилось. Пока мы репетировали, нам казалось, что песня звучит просто божественно – вот сейчас запишем и сразу прославимся!

Горькая правда жизни подстерегла нас, едва мы переступили порог студии. Звукорежиссером там работал музыкант группы «Пикник» Юра Ключанцев «Дональд». Он встретил нас словами: «Давайте так! Вы сейчас сыграете, как сможете, а я пойму, как вас записать». Юра, как и все студийщики, довольно скептически относился к начинающим музыкантам. Мы подключились, начали играть, и как-то сразу не заладилось… Песня на глазах, а вернее, на ушах стала разваливаться. То, что в коммуналке было идеально, в студии никуда не годилось.

Юра мрачнел, но продолжал с нами возиться, подсказывал на свой вкус, как и что делать. Увидев, что вместе у нас ничего путного не получается, он решил писать каждого отдельно, по очереди. Начали с электронных барабанов. Их надо было просто перекинуть в сессию. Худо-бедно записали бас, затем Динкину акустическую гитару и мою скрипку. Динка с ее безудержностью пропускала доли, я, переволновавшись, косячила и спотыкалась. Дотошный Юра все замечал, не позволяя даже крохотной помарки. Приходилось делать дубль за дублем. Такая скрупулезность доводила всех до белого каления.

А когда Валерка сыграл фортепьянное соло, в студии повисла гробовая тишина… Было смело и наивно со стороны Валерки демонстрировать свои таперские способности профессиональному клавишнику, музыканту известной группы. Сконфузились, поняли, что это – тупик. Затянувшуюся паузу прервал Юра: «Парень, не мучайся, я сам сыграю». И сыграл с первого дубля.

К концу дня Динка прописала вокал, я – бэки, и, по сути, песня была готова. Естественно, разбирало любопытство, что же в итоге получилось. Юра, не откладывая в долгий ящик, начал наши кривенькие записи поправлять, подравнивать, вытягивать, «причесывать» в сторону свинга. Чтобы понять, как песня приблизительно будет звучать, мы попросили Юру показать нам результат предсведения. Он включил, и стало очевидно, что это вообще не то, что игралось у меня дома. Словно другая песня. Оно и понятно – не было уже такого «мутабора», который мы устроили, репетируя на Кавалергардской. Пусть там все было сыграно вкривь-вкось, но при этом азартно, с огоньком и большим энтузиазмом. А студийный результат получился точным, ровным, но бездушным. Юра нас всех «сплющил».

Разочарование было парализующим. Помню, как сидела в углу студии на корточках, обхватив голову, и повторяла одну-единственную фразу: «Убили!.. Убили вещь…» Безупречность фонограммы осталась, а волшебство улетучилось. Магию спугнули. Живое, пульсирующее, терпкое «Лето» кануло в Лету.

Вот таким выдался первый опыт студийной работы. Не самый удачный, но вместе с тем бесценный, как урок на будущее.

Я очень жалею, что у меня не осталось этого варианта, было бы интересно послушать его сейчас. А «неубитая» версия существует на «Детском лепете».

Поймала себя на мысли, что говорю о временах сравнительно недавних. Подумаешь – каких-то двадцать пять лет прошло, а, по сути, получается, что именно в этот отрезок сменилась эпоха: цифра вытеснила аналог. И целая пропасть образовалась между тогда и сейчас. В нынешний век современных технологий, когда даже самый простой по «начинке» компьютер без труда способен создать аудиофайл, сложно кому-то объяснить, что в середине 90-х звукозапись была настоящим событием. Мы не обладали ни деньгами, ни связями, поэтому, если и удавалось договориться со студией по знакомству за символическую плату, приходилось сильно экономить на времени, материале, музыкантах. Сессионниками выступали наши друзья. Дополнительных смен себе не позволяли.

Тот же «Детский лепет» был сделан в крайне сжатые сроки. Треть альбома записали в музыкальной школе на улице Маршала Тухачевского. При ней располагалась студия – ленинградский филиал «Мелодии» с добротной аппаратурой советских времен. Все песни с первого раза, хотя сыгранность оставляла желать лучшего – репетиций как таковых не было, попробуй-ка, дополнительно собери музыкантов, работающих «за пиво». По той же причине аранжировки были, мягко говоря, лаконичными. И все равно, как мы ни гнали, счетчик студии нас опережал. На целый альбом средств не хватило, поэтому еще несколько треков (в том числе одну из любимых версий «Я знаю, ты уйдешь», где дебютировал гитарист Иван Иволга) мы дописывали «за спасибо» в Институте киноинженеров на Бухарестской улице.