Читать книгу "Мамай. История "антигероя" в истории - Роман Почекаев"

Аналогичными причинами руководствовались, по-видимому, и летописцы Ивана IV, который старался представить свое завоевание Казанского и Астраханского ханств как справедливую борьбу против местных «незаконных царей». В результате в Никоновской летописи под 1380 г. появляется строка: «и не къ тому уже нарицашеся великiй князь Мамай, но отъ всехъ сущихъ его нарицашеся великiй царь Мамай».[485]

До недавнего времени эта сложная идеологическая конструкция не учитывалась историками и публицистами, которые понимали сообщения средневековых русских идеологов буквально и преспокойно именовали Мамая ханом или царем.[486] Некоторые авторы даже утверждали, что Мамай в качестве хана сам выдавал Дмитрию Ивановичу Московскому ярлык на великое княжение![487] Иностранные авторы также именуют Мамая ханом или царем.[488] При этом противоречивые сведения о титуле и статусе Мамая приводят к историографическим казусам. Так, например, историк XVII в. Андрей Лызлов писал: «царь Мамай, темник реченный», причудливо сочетая оба титула, под которыми бекляри-бек фигурировал в источниках.[489] А немецкий исследователь Золотой Орды Б. Шпулер считал, что Мамай «попеременно» носил титул то эмира, то хана.[490]

И если в трудах XVIII-XIX вв. Мамай представлен как один из многочисленных монархов раздираемой смутами Золотой Орды, то это связано всего лишь с некритическим отношением к средневековым текстам. Куда менее извинительна позиция современных исследователей, которые, сознательно ориентируясь на сообщения средневековых авторов, не соответствующие фактам, создали целую концепцию о Мамае как узурпаторе, незаконно захватившем трон, на который имели право лишь потомки Чингис-хана. Ее главным выразителем является Л.Н. Гумилев, изложивший свою позицию на рубеже 1980-1990-х гг. в ряде сочинений. Согласно его версии, русские князья поддержали «законного» хана Токтамыша в борьбе с «узурпатором» Мамаем.[491] Таким образом, досадный эпизод, вошедший в историю под названием «Куликовская битва», в трактовке Льва Николаевича и его последователей ничуть не омрачает безоблачно-дружественный характер взаимоотношений Руси и Золотой Орды![492]

Мы далеки от мысли представить Мамая как сторонника четкого разграничения властных полномочий и поборника сильной ханской власти. Как мы убедились выше, это был весьма властный и амбициозный деятель, шедший напролом к своей цели, и вся власть в подвластных ему регионах Золотой Орды реально находилась в руках бекляри-бека, а не его хана-марионетки. Но можно ли говорить о таком положении именно как об узурпации власти?

Не меньшей властью обладал на Руси современник Мамая — митрополит Алексий, который до самой смерти оставался фактическим правителем Московского княжества (даже при взрослом великом князе Дмитрии Ивановиче) и порой позволял себе клятвопреступления в политических интересах (как, например, в случае ареста Михаила Тверского в Москве в 1367 г.).[493] Еще один золотоордынский временщик, Идигу мангыт (Едигей русских летописей), возводил на трон и умерщвлял ханов-Чингизидов, однако его в узурпаторстве никто не обвинял! Следуя логике историков, считавших Мамая узурпатором, следовало бы счесть также узурпаторами премьер-министров Великобритании или канцлеров ФРГ: ведь именно им принадлежит высшая власть, тогда как потомственный британский монарх или законно избранный немецкий федеральный президент лишь номинально являются главами государств. Тем не менее сомнительной чести считаться узурпатором в таких условиях удостоился лишь Мамай…

Завершая анализ мифа об узурпации, отметим, что некоторые современные авторы, настроенные менее радикально, чем Л.Н. Гумилев и его последователи, склонны хотя бы отчасти пересмотреть данный стереотип. По их мнению, Дмитрий Донской, начав «розмирье» с Мамаем, а затем и открыто выступив против него, мог выразить протест против его чрезмерного самовластия и принятия решений без согласования с поддерживаемым им ханом. Именно в таком значении принимают они термин «узурпация» — как присвоение властных полномочий, а не самого титула хана.[494]

О цареубийствах

Обвинение Мамая в узурпации в произведениях средневековых и современных историков отягчается еще и обвинением в другом не менее тяжком преступлении — убийстве законных ханов. В сочетании с «цареубийством» образ Мамая как законченного преступника, негодяя и врага всего человечества, не останавливающегося ни перед чем ради достижения своих целей, приобретает, наконец, логически завершенный вид.

Когда же впервые в адрес Мамая прозвучали обвинения в умерщвлении законных монархов? В восточных источниках (даже тех, в которых Мамай представлен в негативном свете — например у ал-Калкашанди или Утемиша-хаджи) нет ни слова о том, что бекляри-бек покушался на жизнь ханов, им же самим возведенных на трон. Нет таких сведений и в официальных русских летописных сочинениях.

По-видимому, впервые такое обвинение появляется лишь в Никоновской летописи: «Таже и самого царя своего уби, егоже точiю именемъ имеаше во Орде своей царя, самъ же вся владеаше и творяше; уведе же, яко любятъ Татарове его царя его, и убояся, еда како отъиметъ отъ него власть его и волю его, и того ради уби его и всехъ верныхъ его и любящихъ его».[495] Обвинение в убийстве законного монарха — это еще один довод в пользу нелегитимности Мамая: умертвив законного монарха, он как бы стал вне закона и, следовательно, не мог считаться законным «царем». Равно как и его преемники на золотоордынском троне, унаследовавшие свою власть от такого злодея, включая хана Ахмата, о чем мы говорили выше.