Читать книгу "Великое княжество Литовское - Геннадий Левицкий"

«Несчастна наша Речь Посполитая, в которой бесчинства многих ценятся больше чем благоразумие немногих избранных. Не захотели понять, что сладость мира добывается военными подвигами и готовностью к пролитию крови. Мы до того выродились сравнительно с нашими предками, что не захотели пожертвовать две недели времени для сохранения того, что они некогда приобрели, щедро жертвуя кровью; важнее же всего то, что мы бросили на произвол судьбы короля и отечество с величайшим для себя позором, почитая притом добродетелью тот поступок, который всякому покажется лишь величайшим посрамлением».

Литовские вельможи скоро переняли худшие привычки своих польских собратьев; для них издевательство над государем тоже стало обычным явлением. Сигизмунд Герберштейн пишет:

«Если им откуда‐нибудь грозит война и они должны защищать свое достояние против врага, то они являются на призыв с великой пышностью, более для бахвальства, чем на войну, а по окончании сборов тут же рассеиваются. Те же, кто остается, отсылают домой лучших лошадей и платье, с которыми они записывались, и следуют за начальником с немногими другими как бы по принуждению. А магнаты, обязанные посылать за свой счет на войну определенное количество воинов, откупаются у начальника деньгами и остаются дома. Это совершенно не считается бесчестьем, так что предводители и начальники войска велят всенародно объявлять в сеймах и в лагере, что если кто пожелает откупиться наличными деньгами, то может освободиться от службы и вернуться домой. Между ними наблюдается такое во всем своеволие, что они, кажется, не столько пользуются неумеренной свободой и добротой своих государей, сколько злоупотребляют ею.

Они распоряжаются заложенным им имуществом государей, так что те, приезжая в Литву, не могут жить там на собственные доходы, если не пользуются поддержкой местных владетелей».

Не удивительно, что такой «энтузиазм» при защите отечества поставил Великое княжество Литовское на грань краха, а потом заставил искать спасения в Люблинской унии.

Заметим, что в Польше не существовало княжеских фамилий с тех пор, как пресекся род Пястов. Зато в Литве князья не переставали множиться. К потомкам Гедиминовичей и Рюриковичей добавился еще один влиятельный род. В 1518 году княжеский титул от германского императора получила могущественная фамилия литовских магнатов Радзивиллов; по примеру Радзивиллов многие вельможи начали приобретать титул графов Священной Римской империи. В то время как короли бедствовали, магнаты поражали мир роскошью; фантастические сокровища Радзивиллов будоражат умы кладоискателей и по сей день.

Король превратился в некую безмолвную игрушку, которой забавлялись по установленным законам. Слово историку М. В. Довнару-Запольскому:

«Король и великий князь был прежде всего принадлежностью государства. Поэтому шляхта считала себя вправе устанавливать модусы частной жизни своего государя. Еще Сигизмунд Август имел большие распри с коронным сеймом по поводу своей женитьбы на Варваре Радзивилл. Даже и этот уступчивый и растерявший власть король, возмущаясь, говорил сейму: “Долго ли я буду у Вас в этой дисциплине?” В польском праве выработался взгляд, что особа государя не есть частная особа, но принадлежит государству. Поэтому все публичные обряды проходили в присутствии короля, и никакого суждения о делах на сейме не могло произойти в отсутствие этого безвластного государя. Если король заболевал, то сеймовые станы конечный результат своих суждений произносили у постели больного. Но когда король Ян Казимир в 1668 году не мог ночью досидеть заседания сейма и с разрешения рады удалился спать, то послы обвинили короля в том, что он срывает сейм. Король и великий князь был буквально невольником Речи Посполитой. С 1669 года король даже потерял право отказаться от престола. Король и великий князь был без власти, и все же шляхта заботилась о том, что бы он не причинил ущерба ее правам».

Апофеозом шляхетской наглости было учреждение прав конфедераций и рокоша в 1607 году. Шляхта на законном основании освобождалась от повиновения королю, если тот, по мнению шляхты, нарушал ее права или не исполнял должным образом свои обязанности.

Под конфедерацией понимался союз шляхты, созданный по определенному поводу, причем союз вооруженный, скрепленный клятвой конфедератов. Подобные государства в государстве часто возникали в начале XVII века. Недовольные чем‐либо конфедераты захватывали части территории собственной страны и грабили ее не хуже чужеземцев.

Венгерское слово «рокош» переводится как «собрание», «союз». На земле Речи Посполитой рокошем называлось вооруженное собрание шляхты, отказавшей в повиновении королю, – попросту это был обыкновенный мятеж. Защитники прав шляхетской вольности называли рокош «последней утехой нашей милой отчизны».

Окончательно решило судьбу Речи Посполитой пресловутое «liberum veto1». Началось все с возникновения правила, что для принятия решений на сейме требуется одобрение всех депутатов. Хотели достичь единогласия, но теперь любой шляхтич мог наложить вето на самое разумнейшее предложение. Причем свой запрет он не обязан был объяснять, и порой вето вызывалось пустым капризом.

Первый случай «liberum veto» зафиксирован в 1652 году. Сейм проходил в ссорах и склоках, в перерыве литовская и польская шляхты рубились саблями и оскорбляли друг друга. Со слов польского хрониста видно, что государственные мужи забыли, для чего они собрались, и дела страны их никак не озаботили: «Палата депутатов, по природе своей раздорами и спорами заполняя дни, не приступила к дальнейшим совещаниям с господами сенаторами ни, как это полагается, в пятый день до окончания (сейма), ни в четвертый, ни в третий, ни во второй, а только в последний день сейма пошли наверх в сенат… Потом, когда Речь Посполитая просила о продлении (сейма) до понедельника, один из литовских послов воскликнул: “Я не позволю отсрочек!”, неожиданно выскочил, заявил протест и сразу же переправился на другой берег Вислы. Так сейму был спет реквием, но дай Боже, чтобы не за упокой Польши».

Надежды хрониста не сбылись – оправдались его худшие опасения; «liberum veto» стало реквиемом Речи Посполитой. В конце XVII века слова «Я запрещаю!» звучат на сеймах все чаще и чаще, а в XVIII веке они фактически парализовали работу главнейшего государственного органа.

Таким образом, вначале была отобрана реальная власть у польских королей, а затем перестал функционировать сейм, который хоть как‐то объединял влиятельных магнатов и горделивую шляхту в государство, решал общенациональные проблемы. Два латинских слова, которые по замыслу должны были обеспечивать свободу личности, погубили государственность в Речи Посполитой. Мечта анархистов сбылась на польско-литовской земле задолго до того, как появились сами идейные анархисты.

Петр I и Август II

Сыновья Яна Собеского надеялись, что трон Речи Посполитой достанется кому‐нибудь из них, но, коль скоро выборы нового короля давно превратились в аукцион, им ничего не светило. Дорогостоящий лот получил 27‐летний курфюрст Саксонский Фридрих-Август. В числе его обещаний было: внести в казну 10 миллионов злотых наличной золотой монетой; содержать на собственные средства 6000 войска или же отпустить требующуюся для этого сумму; восстановить прежние границы Польши.