Читать книгу "Прикольные игры на Краю Света. Три повести об отрочестве - Иван Орлов"

Зайцев уставился на батю. Я тоже. Но папа молчал, по лицу невозможно было понять, согласен он с Зайцевым или не очень.

– Значит, расклад такой, – продолжал Зайцев. – Ты отдаешь все материалы по «Импульсу», а я отдаю твоего парня и забываю об этой истории. Ну, если он скажет, конечно, куда мою шалопайку спрятал…

Теперь оба, Зайцев и батя, смотрят на меня. Ладно, разборки с папой оставим на потом, обращаюсь к Зайцеву:

– Вы уже не полетите в Лондон?

Он сначала не врубается, потом, как вполне нормальный человек, хлопает себя ладонью по лбу.

– Ну конечно! Я сразу должен был догадаться! Она же все лето ныла, что не хочет в пансионе учиться! Да какая уж теперь школа? Опоздали.

– Если вы отстанете от нас, я скажу, где Дарья прячется.

– Говори!

– Не верю я вам!

– Сергей Иванович, объясни своему сыночку, что в данной ситуации я ставлю условия. Он у тебя малолетний преступник, а условия ставит, будто мы все у него в руках!

И тут батя выдал:

– Если я правильно понял, похищение твоей дочери, Артур, инсценировано твоей же дочерью. Мой парень только оформил инсценировку каким-то невнятным письмом, отправленным по электронной почте. Но у моих партнеров есть фотодокументы, из которых очевидно, что твой мордоворот незаконно проник в мой дом и с применением насилия похитил несовершеннолетнего ребенка. Вот этого! – Папа демонстративно указал пальцем на меня. – Ты же понимаешь, Артур, и заявление в милицию, и документальные материалы находятся в надежном месте у верных людей. Если в условленное время я не выйду на связь, заявление и доказательства отправятся по назначению. И все узнают, что некто Горелов…

– Тихо! – яростно выкрикнул Зайцев.

Зайцев ли? Зайцев – псевдоним Горелова? А Горелов кто? Я же совсем недавно слышал эту фамилию.

Но тут Зайцев-Горелов начал говорить. Говорил моему отцу. И говорил так, будто нас с Денисом в этой комнатенке вовсе не было.

– Я тоже узнал тебя, младший сержант Величко. Поэтому с тобой цацкался. Не сунул под пресс, как Шнейдерова…

– Крокодиловы слезы! – обронил батя.

– Да никаких слез! Был бы я настоящей акулой бизнеса, по фигу бы мне было, что ты мне жизнь спас тридцать лет назад. Но воинское братство никакими бабками не похеришь…

– А что же афганский герой Горелов взял фамилию жены?

– Зря ты об этом спрашиваешь, сержант! – не стал отвечать Зайцев, который был Гореловым, и перевел тяжелый взгляд на меня. – Заруби на носу, Паша, ты выйдешь отсюда тогда, когда Дарья будет дома или когда я буду точно знать, где она прячется от отцовского ремня. Понял?

– Я выйду. А папа?

– С твоим отцом отдельный разговор.

– Так, да? Тогда потерпите до девяти тридцати.

И теперь оба – батя и Зайцев-Горелов – смотрят на меня удивленно.

18

Ну а потом игры кончились. Потому что Зайцев-Горелов достал пистолет. Красивый, блестящий, большой, очень-очень настоящий.

Батя тут же закрыл меня от ствола спиной. Я чувствовал жуткое напряжение этой спины. От этого и на меня напал мандраж. Мурашки нервного озноба побежали между лопатками.

– Ты сдурел? – спросил батя.

– Я просто помню нашу с тобой прогулку под Кандагаром, Сергей Иванович, – ответил Зайцев. – С тобой надо держать ухо востро. Да, хотел я обойтись без этого, не собирался тебе вообще показываться на глаза. Во всем виноваты твой малый и моя дурёха. Из-за дочки голову потерял. Такое дело, что тот Горелов, которого ты знаешь, как будто бы разыскивается военной прокуратурой за разные там сделки. Но если бы Горелов был один, сидел бы уже давно. А так влиятельные люди дали возможность скрыться, затаиться, взять фамилию жены и сочинить себе другую биографию. А ты тут свою удивительную память демонстрируешь. Теперь не знаю, что с вами делать. И отпускать нельзя, и грех на душу брать не хочется. Ладно, твой малый назначил время, до него и подождем.

И еще пожелал, гад, перед уходом:

– Спокойной ночи!

Захлопнулась тяжелая дверь, как затвор, щелкнул замок. И тут же погас свет. Я быстренько, пока помнил, где она, вцепился в папину ладонь.

– Ну что, поспим, как получится? – преувеличенно бодро предложил батя.

– Я правильно понял: ты этого спас в Афганистане?

– Откуда знаешь?

– Рассказали…

– Ага, я даже догадываюсь кто…

После этого батя спросил строго, почти сердито, как дома:

– Тебя-то как угораздило?

Что делать, поведал о том, как одна глупость потянула за собой вторую, а потом, чтоб отвлечь батю от моих, как говорит Зайцев, «косяков», спросил:

– Ты придумал, что есть фотки, как «бычара» меня из дому тащит?

– Почему же? Твой верный друг записал на камеру мобильника. Во всей красе!

– Теперь получается ничья?

– Ты о чем?

– Денис украл меня, я типа разыграл похищение Дашки. Мы с Дашкой по домам – и в расчете.

– Не совсем. Первопричина всего – Зайцев. Он, кроме того, жертва интриг своей дочки. И ты ее жертва.

– Это как?

– Понимаешь, скорей всего, Зайцев не учил свою дочь тому, как шантажировать людей. Наверно, он с женой давали своим детям уроки цивилизованного поведения, не зря же собирались отправить в Англию. Вот только дети воспитываются не одними словами, как раз словами, может быть, в последнюю очередь. Вы ведь, ребятня, очень наблюдательны. Порой даже на подсознательном уровне. И на этом уровне вы подмечаете, как на самом деле ведет себя взрослый человек. Вот и эта… Дарья видела, что папаша – человек фальшивый. И когда он придумал то, что ей пришлось не по нраву, она пошла фактически на преступление против родителей, чтобы добиться своего. Заодно и ты со своими смешными петардами подвернулся. Теперь эту ситуацию Зайцев хочет повернуть в свою пользу.

Я понял.

– Значит, теперь я его заложник? Значит, я всех подставил…

– Ты никого не подставлял, – медленно и твердо, как учитель на диктанте, сказал батя. – Что до фирмы, то мы, похоже, проиграли еще до твоих диверсий. Когда они захватили Наума, а милиция волокитила до последнего, уже было ясно: «Импульс» не отстоять. Хуже другое…

Батя не договорил. Но меня так подмывало понять, что нас ждет, что закончил фразу за него:

– Хуже, что ты его узнал?

– Нет, то, что ему сказал об этом.

– И… что с нами будет?

Батя опять замолчал. И надолго. Но теперь я не торопил его. Я боялся честного ответа на вопрос. Я догадывался, какой будет ответ.