Читать книгу "Опасная красота - Кирилл Казанцев"

– Поехали, – сказал Андронников «интеллигентному» водителю.

Как я понял, сослуживцы капитана Сергеева не были в курсе операции ГРУ. Они искренне считали, что капитана Сергеева грохнули. То есть думали именно так, как должны были думать шпионки Нефертити и Светуля, по замыслу разведчика Андрея.

Тут мою голову прострелило диким сомнением: «А почему я сразу, безоговорочно поверил, что Андрей – разведчик? Он что, удостоверение показывал? Или что там у них, в ГРУ, военный билет?.. Вдруг капитан Сергеев был прав и сосед – Дрозд, жулик? И почему я ни разу не усомнился, что Сергееву и его помощникам вкололи снотворное? Что, если это действительно был яд? А «сантехники»? Они не были похожи на жуликов?! Мало ли что! Похожи – не похожи!..» – передразнил сам себя. Стало реально страшно. Что теперь будет? Что мне говорить, когда допрашивать станут? Вероятно, церемониться со мной не станут. Расколоть меня, по их мнению, должно быть проще, чем здоровяка Саню или разведчика Андрея. Если он разведчик. А если нет?.. На случай задержания Комитетом госбезопасности мы с ним линию поведения не прорабатывали. Я должен молчать, чтобы не выдать операции ГРУ? Смешно! Сколько я продержусь? Должны ведь нас выручить!

Андрея-то выручат. А нас с Саней? Мы ведь много знаем теперь, а операция серьезная какая-то. Может, в интересах дела нам лучше в тюрьме посидеть? Могут они так считать? Лет эдак с десяток! Что, если такое и входило в планы Андрея изначально? Может, это все по сценарию? Лес рубят – щепки летят? Но из этой логики нас проще было бы вообще – того…

Мысли в голову приходили одна веселее другой. Во что я ввязался? Главное – ради чего? Сколько раз себя уже осаживал и снова куда-то лез! Даже не понять, по своей ли воле или подталкивали?.. Дурачок какой-то!

Меня привезли к зданию из красного кирпича. Узнал следственный изолятор. Тут встретились с Маринкой в новейшей истории, после чего случился наш роман. Она шла навестить брата. Саню примут здесь как родного. Не успел выйти, снова – пожалуйста! Зачастил. Рецидивист, бляха-муха! И смех и грех!

«Каменное чудище проглотило меня, лязгнув стальными зубами засовов», – написал бы, наверное, какой-нибудь писатель… Несколько ступеней вниз, длинный коридор с ядовито-зеленой краской на стенах. Слева над дверью табличка «Медпункт», справа – внушительные металлические двери под номерами. «Стоять! Лицом к стене!» – командует мне конвоир. Я что, уже зэк?!

Камера, куда завели, оказалась пуста. На окне цокольного этажа – решетка. В углу – унитаз. Над ним, вместо сливного бачка, просто кран на трубе. Вдоль стены – узкая скамейка. Даже мое, отнюдь не богатырское, седалище шире. Потянулись минуты ожидания. «Минуты складываются в часы, часы – в дни, дни – в месяцы, месяцы – в годы. Так проходит жизнь», – мысли мои потекли в философском русле.

Захотелось спать, но на такой узкой скамейке это было в принципе невозможно. Унылая обстановка действовала угнетающе. Еще сильнее давила неизвестность. Казалось, впереди – ничего хорошего быть уже не может. Я скатился с дороги на обочину, сам не понимая как. Я – в тюрьме. Какие еще нужны доказательства?!

Пришел серый рассвет. Я так и не спал. За дверью стали слышаться голоса, но ко мне долго никто не заходил. Потом появился конвоир и вместе с ним – капитан Андронников. Рубашка на нем теперь была черная. Не хотелось думать, что это какой-то знак для меня.

– Сергеев, на выход! – скомандовал служивый. – Стоять, лицом к стене! – это уже в коридоре.

Он запер дверь, из которой вывел меня, и завел в другую камеру. Здесь имелся стол и два стула. Конвоир вышел, Андронников остался.

– Сядь! – Он указал на один из стульев. Я подчинился. Он сел напротив, расстегнул молнию своей кожаной папки и бросил на стол передо мной стопку фотографий. – Смотри.

По мере того, как рассматривал снимки, кровь стыла в жилах. На фотографиях были запечатлены этапы раскопок захоронения, как я понял. Вот один человек, полуприсыпанный землей. Это капитан Сергеев. Во лбу пулевое отверстие… Следующий – это Шрам. У него шея в запекшейся крови, к которой прилипла земля. Третий – улыбчивый. Кровь на рубашке… Но как же это?! Мы же никого не убивали! Значит, я прав? Их убили потом?! Нас с Саней убедили подыграть, и мы добросовестно подыгрывали, считали происходящее инсценировкой. Дальше обошлись без нас!

Я поднял глаза, полные изумления, на следователя.

– Ничего не говори. Твои друзья все рассказали за тебя. Вечером за вами приедут и увезут в Москву, в следственный изолятор КГБ «Лефортово». А пока напиши чистосердечное признание. Чтобы легче писалось, держи шпаргалку, – он бросил несколько машинописных листов.

– Прочитай, потом переписывай.

Я стал читать свое собственное, якобы, признание в том, как согласился сходить за компанию с соседом, которому уступил коллекцию марок, к человеку по фамилии Сергеев. («Значит, все-таки уступил!» – отметил про себя). Сергеев марками этими завладел незаконно. К нам присоединился брат моей невесты. Сергеев не захотел возвращать марки, случился конфликт. В драке мой сосед Дроздов завладел оружием Сергеева и расстрелял его и людей, находившихся в квартире вместе с ним. Затем Дроздов, угрожая оружием, заставил нас с братом невесты помочь ему избавиться от трупов…

Таким образом, нам с Александром отводилась роль соучастников поневоле. Меня это отчасти успокоило, но на самом деле все ведь было совсем не так.

– Товарищ капитан, но…

– Сергеев! В этих стенах не принято обращаться «товарищ капитан». «Гражданин начальник», понял? – он усмехнулся. – На-ка, прочти, – он подал мне записку. По смыслу я понял – от лже-Земцова.

«Тима, – писал тот. – Доверься капитану Андронникову. Он единственный знает то, что знаем мы с тобой. Больше никто. Вечером увидимся. Твой сосед».

Я опять ничего не понимал. Что тут правда, что нет? Меня сейчас спасают или окончательно топят? Поднял глаза на Андронникова.

– Пиши, – в голосе капитана, доселе равнодушном, вдруг появились отеческие нотки. – Пиши, Штирлиц!»

Значит, все же спасают?

Я взял ручку. Капитан закрылся от меня журналом «Советский экран», который стал читать…

– Тебя сейчас сводят в душ, проведут осмотр, затем отведут в камеру, – сказал он, когда я закончил переписывать. – Так надо. Ничего не бойся. Смотрящего предупредили, чтобы ни один волос не упал.

– Кого предупредили? – не понял я.

– Того, кто за порядком следит. Старшего по камере.

Почему-то его слова меня не успокоили. Скорее – наоборот.

Напрасно трясся, в камере ко мне отнеслись очень хорошо. Помня фильм «Джентльмены удачи» («Вежливость – лучшее оружие вора»), я громко поздоровался, едва вошел. В ответ получил пожелание тоже не хворать. Благообразный дедушка подозвал меня к себе. По виду – мухи не обидит, наколки вот только… Спросил, как я, студент, сюда попал? Мой ответ, мол, по недоразумению (это на ум песня Высоцкого пришла. Про зэка Петрова, Васильева зэка), ему понравился. Сказал, у них тут все по недоразумению. Один Гагик – по дури! Вся камера заржала, лишь один низкорослый брюнет стал чего-то бормотать себе под нос, хотя – тоже с улыбкой. Видно, обстановка в «хате», как назвал камеру смотрящий, сложилась душевная. Дедушка, очевидно, рад был развлечься беседой с новичком. Ненавязчиво выспросил, не случалось ли прежде «недоразумений» со мной, или моими родственниками, или, допустим, с попутчиками где-нибудь, да помог разобраться? Узнав, что ничего подобного в моей биографии не происходило, кажется, проникся еще большим расположением. Называя «студентом», всякий раз улыбался. Милейший человек! Он объяснил мне, чего в хате нельзя делать. Я внимательно слушал, надеясь в душе, что данная наука впредь не пригодится. Однако твердо запомнил, что не следует посещать отхожее место во время приема пищи, здороваться за руку с кем попало, даже если человек с виду – симпатяга, а также сквернословить, иначе за базар придется отвечать. Мое образование закончилось на слове «шконка» – дедушка указал на кровать. «Присядь, отдохни с дороги», – отпустил меня. К нему подошел дядя, представляющий из себя нечто. Два метра ростом, брови густые, как у выдающегося покойного генсека, глаза – точно угли.