Читать книгу "Последний поход "Новика" - Юрий Шестера"

Шли посредине Амурского залива со скоростью пятнадцать узлов. Однако туман вскоре опять стал сгущаться, и командир приказал мне снизить скорость до шести узлов. Но адмирал не согласился с решением командира и, как старший по чину и должности, приказал увеличить скорость до десяти узлов. Однако осторожный командир крейсера, отвечавший за безопасность корабля, приказал снова снизить скорость до шести узлов. Однако Иессен, оскорбленный этим, по его мнению, самовольством командира, «закусил удила» и, упрекнув командира за чрезмерную осторожность, снова увеличил скорость до десяти узлов. Штурманы, ведущие прокладку курса корабля по счислению, не успевали вовремя отслеживать постоянно меняющуюся скорость хода, и местоположение крейсера в акватории Амурского залива становилось все более и более неопределенным.

Было воскресенье. Время подошло к 11.30. По флотской традиции в воскресные дни адмирал и командир корабля обедали в кают-компании вместе с офицерами. Размолвка между обоими старшими начальниками привела к тому, что командир корабля в целях восстановления с адмиралом нормальных отношений, нарушенных их разногласиями, не только не отказался от намерения настоять на уменьшении хода, но вместе с ним спустился в кают-компанию.

Имея приказание Иессена изменить курс влево, не доходя на три мили до острова Антипенко, старший штурман при подходе исчисленного момента времени спустился в кают-компанию, чтобы спросить разрешения на указанный поворот.

Получив соответствующее подтверждение, он успел добежать назад до мостика и начать поворот влево, как перед носом корабля из тумана стали надвигаться на нас неясные очертания мрачных скал. У меня все оборвалось внутри, но я все же успел перевести ручку машинного телеграфа на «полный назад». Однако это уже не могло предотвратить катастрофы — инерционность крейсера была так велика, что он, ударившись тараном о камни, всей своей носовой частью, вспарывая с ужасным скрежетом днище, выполз-таки на прибрежные рифы.

Андрей Петрович встал, затем снова сел в кресло.

— Тут же на мостик взбежали адмирал с командиром, но туман был настолько густ, что находившиеся вплотную у носа корабля утесы вырисовывались сквозь туман лишь в виде расплывчатого силуэта. И командир крейсера, старый «морской волк», много повидавший на своем веку, не выдержал и разрыдался… Я молча смотрел на его вздрагивающие плечи, и сердце мое было готово разорваться от жалости к любимому всей командой командиру.

Степан отхлебнул мадеры из фужера, чтобы хоть немного успокоиться от нахлынувших на него трагических воспоминаний и автоматически, не чувствуя вкуса, разжевывал кусочек шоколада, всматриваясь в фотографию «Богатыря» невидящим взглядом. А Андрей Петрович не торопил его, вспомнив о посадке в тумане на мель «Витязя» у одного из островов возле Сахалина и связанных с этим своих переживаний.

— И надо же, — продолжил Степан, несколько успокоившись, — вскоре туман значительно поредел, а затем почти вовсе рассеялся. Крейсер плотно сидел на прибрежных камнях, поднявшись носом почти на два метра над ними. Разломленный по стыку форштевень был резко отвернут влево и открыл зияющую пробоину в таранное отделение. Носовые отсеки начали наполняться водой, но это пока не угрожало крейсеру непосредственной опасностью гибели.

Однако попытки сойти с камней задним ходом не увенчались успехом. Поэтому начали перегрузку угля из носовых угольных ям в кормовые. Во Владивосток был послан паровой катер с распоряжением о немедленной высылке ледокола «Надежный» и с просьбой прислать к утру один из крейсеров.

* * *

Утром со стороны моря начало разводить волну, а ветер от юго-восточных румбов, от которых крейсер не был прикрыт островами, начал постепенно свежеть.

Весь день 16 мая, несмотря на усиливающийся ветер, предпринимали попытки сойти с камней, однако помощь буксирных тросов ледокола «Надежный» была бесполезной. «Богатырь» так и не сдвинулся с места.

Крейсер «Россия», пришедший с миноносцами из Владивостока, даже не попытался стащить нас с камней, так как под вечер еще более засвежело, а затем ветер превратился уже в жестокий десятибалльный шторм. Стоя бортом к ветру, крейсер получал разрушительные удары от огромных волн о подводные камни. Один за другим от новых и новых повреждений корпуса заполнялись забортной водой водонепроницаемые отсеки. Положение становилось критическим, и командир приказал команде покинуть корабль.

На единственном гребном катере, который удалось спустить с подветренного борта, начали своз с корабля экипажа в защищенную от ветра с моря бухту Нерпа. В шесть часов утра последним рейсом катера покинули крейсер адмирал, командир, старший офицер, трюмный механик и флаг-офицеры. Крейсер остался безлюдным, продолжая испытывать жестокие удары корпуса о камни.

Степан замолчал и скорбно посмотрел на брата.

— Нелепая и страшная трагедия… — только и изрек Андрей Петрович. — То-то бывший командир «Богатыря» не может оправиться после нее.

— А с Иессена как с гуся вода! — зло заметил Степан, считая того одним из главных виновников аварии крейсера, на котором он служил с самого его производства в офицеры.

Старший брат строго посмотрел на него:

— Не суди других — да не судим будешь…

* * *

Андрей Петрович, надев рабочий комбинезон, заимствованный у машинной команды, в сопровождении трюмного механика прапорщика Игнатьева облазал все отсеки, в которых были обнаружены повреждения днища корабля. Когда он, перепачканный с ног до головы, поднялся на верхнюю палубу, старший инженер-механик штабс-капитан Ведерников восторженно воскликнул:

— Сразу виден наш человек!

— Надо признаться, Иван Иванович, что на мостике я чувствую себя несколько уютнее, чем в ваших катакомбах.

— Эх, Андрей Петрович, бывает иногда полезным ради пользы дела оказаться и в чужой шкуре.

— Полностью разделяю вашу точку зрения, Иван Иванович, — и повернулся к старшему офицеру: — Теперь, Владимир Иванович, можно вызывать и водолазов.

— Сегодня же, Андрей Петрович, отправлю во Владивосток паровой катер с нашей заявкой!

Когда прапорщик Игнатьев с бьющимся от волнения сердцем положил на стол перед командиром схему повреждений днища с торчащими из них вычерченных контуром верхушками камней, тщательно исполненную на ватмане в двух проекциях, тот воскликнул:

— Лепота! Сразу видна рука инженера!

Трюмный механик потупил глаза:

— Я, Андрей Петрович, к сожалению, окончил лишь техническое училище и только с началом войны был призван на флот.

— Честно говоря, не вижу большой разницы между инженером и техником. Схема сделана с большим искусством.

Лицо прапорщика порозовело от похвалы самого командира крейсера. Каково! Кто из офицеров машинной команды мог бы похвастаться этим?

Андрей Петрович внимательно рассматривал схему, а трюмный механик давал ему необходимые пояснения.