Читать книгу "Эдесское чудо - Юлия Вознесенская"

– Ты совсем не говоришь по-готфски? – спросила Фиона.

– Нет, – коротко ответила Евфимия.

– Из какой ты страны?

– Из Осроэны.

– Такой страны я не знаю. А на каком языке вы разговаривали с моим мужем в пути?

– Мы не разговаривали в пути с твоим мужем, – ответила Евфимия, решив не лгать, однако отвечать так, чтобы Фиону ее ответы не раздражали: в самом деле, раз она не знала, что Аларих – муж другой женщины, то она с чужим мужем и не разговаривала.

– У тебя был муж до того, как тебя захватили пираты?

Услышав этот вопрос в переводе Кифии, Евфимия поняла, что примерно наговорил Фионе Аларих. Несчастная эдесситка решила, что ей лучше не оспаривать его ложь, но в то же время постараться не лгать самой.

– Да, прежде у меня был муж, – ответила она, и глаза ее наполнились слезами. – Но теперь его больше нет.

– Понятно. Муж твой, значит, погиб, а ты попала в рабство. Скажи, а твой хозяин Аларих был добр к тебе?

Кифия перевела вопрос, и Евфимия, услышав его, опустила голову. Она не знала, как лучше ответить Фионе.

– Ну же! Отвечай мне правду, рабыня, был ли добр к тебе твой хозяин?

– Он был жесток ко мне! – ответила Евфимия наконец. – Жесток и груб!

Кифия невольно ахнула и заметно растерялась.

– Переведи слово в слово, что она сказала! – приказала Фиона.

И Кифии ничего не оставалось, как перевести.

Лицо хозяйки посветлело, но больше она ничего спрашивать не стала. Дальше разговор пошел уже легче.

– Я видела твою работу, закладку. Это все, что ты умеешь?

– Еще я умею вышивать золотом, в том числе для церкви.

– Я это проверю, – сказала хозяйка. – Отведи ее в мастерскую, Кифия, и скажи, чтобы ей дали работу для испытания.

И она принялась за свою грушу.

* * *

– Ух, ну ты меня и напугала, когда ляпнула хозяйке, что Аларих был жесток и груб с тобой! Это что, правда?

– Это чистая правда.

– Надо же… Обычно братец очень даже добр с молодыми и красивыми девушками и женщинами. А-а, понимаю! Он хотел тобой попользоваться, а ты слишком долго сопротивлялась? Что ты молчишь? Ну да ладно, мне-то какое дело. Алариха осуждать за это нельзя.

– Это почему же его нельзя осуждать за блуд? – спросила Евфимия.

– Да потому, что жену свою он не любит и никогда не любил. Когда его заставили жениться на ней, ему было пятнадцать лет, а ей двадцать, он был еще мальчишка, а она – взрослая девушка. Он у нее в полном подчинении и признавался мне, что чувствует себя счастливым и свободным, только когда находится в военном походе.

– Ты говоришь «заставили жениться»? Как это возможно?

– Его отец был человек хитрый, властный и богатый, но из простых, а Фиона происходит из весьма знатного, но обедневшего готфского рода. Она в родстве с предводителем вестготфов Аларихом, который, ходят слухи, вполне может стать нашим королем[94]. Она гордячка, и ей льстит, что ее муж носит то же имя, что и предводитель.

Домоправительница явно хвасталась перед новенькой своей осведомленностью.

* * *

Мастерская была построена в уединенном месте, в некотором отдалении от дома: это было помещение с большими окнами, стоявшее на холмике посреди сада; такое положение и большие окна давали хорошее освещение, необходимое для тонкой работы вышивальщиц. Внутри стояли на козлах деревянные рамы с натянутой на них материей – пяльцы. За пяльцами сидели женщины, в основном молодые, ведь с годами у вышивальщиц неизбежно портится зрение. На столах лежали мотки разноцветного шелка, серебряные и золотые нити, различные иглы, небольшие куски крашеной кожи, а в особых ящиках, разделенных на ячейки, лежали бисер разных цветов и округлые золотые чешуйки с отверстиями для украшения вышивок. Все было понятно и знакомо Евфимии, и в сердце ее пробудилась радость: если она будет заниматься этой работой, то сможет выдержать здесь долгое время – столько, сколько нужно, чтобы ребенок родился и подрос. Кто станет смотреть за ее ребенком, пока она будет заниматься вышиванием, об этом Евфимия пока не думала.

И еще одна непредвиденная радость ожидала в мастерской несчастную: оказалось, что старшая мастерица Кассия, тоже рабыня, как и все вышивальщицы, была родом из Греции и греческий язык еще не забыла.

– Тебе сегодня везет, поставь завтра свечку любимому святому! – сказала Евфимии Кифия и оставила ее в мастерской.

* * *

Ничто так не лечит душу, как молитва, и ничто так не успокаивает ее, как любимая работа! Недаром святые отцы говорили, что нет ничего лучше для христианина, чем молитва на устах и работа в руках. Умиротворение сошло на душу Евфимии впервые за последние дни. Для пробы Кассия поручила ей вышивать кресты на диаконском ораре[95]– золотой нитью по нанесенному ранее «настилу» из более толстых крученых ниток желтого цвета, чтобы ткань основы не просвечивала сквозь золотое шитье. Стежок за стежком к концу дня Евфимия вышила целиком четыре больших креста. Кассия, поначалу подходившая к ней каждые четверть часа, потом перестала следить за ее работой, вполне доверившись умению новенькой. Гречанка подыскала для Евфимии наперсток по размеру и выдала ей маленькую тканую сумочку из шерсти, которая подвешивалась к поясу, чтобы носить в ней свой наперсток, маленькие ножницы и кожаный игольник, которые у каждой мастерицы были свои. Вышивая, Евфимия читала мысленно молитвы и знаемые наизусть псалмы; иногда вышивальщицы пели негромко известные им всем молитвы на готфском языке; некоторые из них пелись на знакомые греческие распевы, и тогда Евфимия мысленно подпевала им на греческом или арамейском. К концу дня она совсем успокоилась и просила Бога только об одном: чтобы рабская ее жизнь, сколько бы она ни продолжалась, проходила именно здесь, за этой работой и среди этих добрых и благочестивых женщин.

Когда солнце начало клониться к закату, Кассия велела всем сложить работу, прочитала молитву на окончание дела и повела всех в церковь: на сегодня был назначен благодарственный молебен по случаю благополучного возвращения хозяина дома. Вот здесь Евфимию настигло испытание: Аларих с Фионой и их дочери, веселые, в нарядных одеждах, тоже присутствовали на богослужении. Но эдесситка благополучно пережила его: один только раз глянула она в сторону хозяев, стоявших на огороженном возвышении, и вот надо же, именно в эту минуту Аларих бросил небрежный взгляд на женскую половину для слуг и рабов, глаза их встретились – и оба сразу же отвели взгляд.

Евфимия не молилась об Аларихе, а твердила собственную молитву: «Боже, сохрани меня и мое нерожденное чадо! Помоги мне, Господи, во внезапных скитаниях и испытаниях моих!» Она даже не заметила, как вся семья хозяина покинула церковь, не дождавшись конца молебна, – пора было встречать гостей.