Читать книгу "Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы - Дитрих фон Хольтиц"

Поэтому я отправил телеграмму о том, что не имею возможности выполнить приказ по причине отсутствия как необходимой для этого взрывчатки, так и саперов. После этого мне прислали саперный батальон 91-й пехотной дивизии[77].

Я приказал его командиру осмотреть мосты и приготовить взрывчатку, однако оставил за собой исключительное право решать, когда их взрывать, поскольку мосты требовались для ведения боя. Командир батальона получил из флотского арсенала около 300 торпед со специальными машинами, необходимыми для их транспортировки. Как специалист, он заверил меня, что они разрушат мосты. Я ввел саперов в центр города и разместил в здании Палаты депутатов. Так я значительно увеличил оборонительный потенциал на две с половиной роты в самом сердце города. Я намеренно затягивал решение ставившихся передо мной армией вопросов относительно выполнения приказов.

Скоро ко мне прибыл г-н Нордлинг, генеральный консул Швеции – у меня еще будет много случаев рассказать о нем; он проинформировал меня, что некоторые мосты уже подготовлены к взрывам, а из близстоящих домов эвакуированы жители. Он боялся, что саперы начнут взрывы без моего разрешения. Поступавшие мне приказы принимались не только моей рацией, но и рациями других служб, которые с вполне похвальным рвением приступили к необходимым действиям, чтобы в час «Ч» взорвать заряды. Эти события заставили меня отдать максимально четкие и строгие приказы, в которых я повторял, что ничего не должно делаться без моего ведома.

Чем больше я размышлял над планами разрушения Парижа, тем яснее вырисовывалась для меня линия поведения, которой мне следовало придерживаться. В соответствии с полученными инструкциями я должен был поддерживать порядок и дисциплину в гарнизоне, чтобы отступающие войска могли проходить через город. Мне, в силу знания обстановки, принадлежало право решать, помогут ли разрушения исполнению моей основной задачи. А они действительно могли только осложнить ее. Если даже оставить в стороне чисто военные соображения, я, будучи честным солдатом, с самого начала решил спасти от бедствий войны население и такой прекрасный город, как Париж, насколько это было возможно и зависело от меня. Эти две причины, на первый взгляд такие разные, имели общий источник: мои представления о профессии военного. Обе они побуждали меня действовать в одном направлении: предпринять все возможное и невозможное ради спасения Парижа от разрушения.

Смерть и прощальное письмо фельдмаршала фон Клюге

Тем временем на Нормандском фронте произошли важные события. Противник, готовившийся окружить наши армии, продолжавшие там сражаться, направил свои танки в Бретань через Рен, а его выдвигавшиеся из Нормандии разведывательные отряды изучали районы к востоку от нее. 9 августа войска союзников уже были в Ле-Мане, 10 августа – в Алансоне, 17 августа – в Шартре.

Вместе с тем 20 июля продолжало требовать новых жертв. Одну из них оно нашло в лице фельдмаршала фон Клюге, чье имя гестапо обнаружило в каком-то списке заговорщиков. 17 августа в мой кабинет пришел фельдмаршал Модель и сообщил мне, что назначен на место фон Клюге. Я спросил его, в курсе ли последний. Модель отрицательно покачал головой. И я тут же понял, что происходит: фельдмаршала собираются повесить!

Я внимательно всматривался в лицо Моделя, и мне показалось, что он понимает, какая тягостная задача ему предстоит. Фельдмаршал был решительным солдатом, который в самый разгар боя часто приземлялся на своем маленьком самолетике среди сражающихся войск, чтобы отдать быстрые и четкие приказы. Его назначили командующим группой армий и Нормандским фронтом, где завершалось окружение наших войск. Я сделал ему краткий обзор ситуации в Париже, и он, как мне показалось, одобрил принятые мною меры. Я показал ему афишу, напечатанную по моим указаниям. На ней я велел воспроизвести приказ о мобилизации, объявленный комитетом Сопротивления, предварив его следующим предупреждением: «Парижане, будьте благоразумны и не подчиняйтесь этому призыву!»

Я не сказал фельдмаршалу ни слова относительно полученного мною приказа о взрыве мостов. Он прибыл с Восточного фронта, поэтому настрой его ума совершенно отличался от настроений, царивших здесь. К тому же мне показалось, что сейчас был неподходящий момент для обсуждения столь сложных вопросов с многократно раненным, утомленным тридцатишестичасовым перелетом фельдмаршалом.

Тем временем фельдмаршал фон Клюге выехал на фронт; невзирая на усталость и опасность для жизни, он сумел пробраться сквозь кольцо окружения к нашим частям. Ему целыми часами приходилось находиться под вражеским огнем. Известно, что, когда он получил из рук фельдмаршала Моделя приказ о своем снятии с должности, 19 августа он выехал из армии на машине, а по дороге (в Меце, где он воевал во время Первой мировой войны) покончил с собой, приняв яд. Но прежде он написал Гитлеру следующее письмо:

«От главнокомандующего группой армий «Запад».

18.8.1944

Мой фюрер!

Ваш приказ, переданный мне вчера фельдмаршалом Моделем, освобождает меня от обязанностей главнокомандующего группой армий «Запад» и войсками группы армий «Б». Причиной данного решения мне представляется неудача прорыва танковой дивизии на Авранш, следствием которого стала невозможность закрыть прорыв до моря. Тем самым определена моя «вина», как ответственного командующего.

Позвольте мне, мой фюрер, со всем уважением высказать свое мнение. Когда Вы будете читать эти строки, кои Вам передаст обергруппенфюрер Зепп Дитрих, которого за эти тяжкие недели я узнал и проникся уважением к нему как к храброму и честному человеку, меня уже не будет в живых. Я не могу согласиться с обвинениями в мой адрес в том, что неверными маневрами я предрешил судьбу Западного фронта. С другой стороны, я не имею возможности оправдаться. Поэтому я делаю соответствующие выводы и отправляю себя туда, куда еще раньше ушли лучшие из моих боевых товарищей. Для меня, чье имя включено в списки подлежащих выдаче военных преступников, жизнь потеряла смысл.

По вопросу же о моей виновности я скажу следующее.

1. В результате предшествующих боев танковые и моторизованные дивизии были слишком ослаблены, чтобы их атака могла обеспечить успех. Даже если бы их ударную силу удалось повысить более искусными мерами, они, даже несмотря на первоначальные успехи, возможность которых легко предположить, никогда бы не дошли до моря. Единственной дивизией, имевшей штаты, которые можно было назвать нормальными, была 2-я танковая дивизия. Однако нельзя сравнивать ее успехи с теми, что могли бы достичь другие дивизии.

2. Если предположить, что было возможно дойти до Авранша и тем самым закрыть брешь, это отнюдь не устраняло бы угрозу для группы армий, но, самое большее, отсрочило бы на некоторое время. Мощный удар танковым кулаком, как того требовал Ваш приказ, а также соединение с остальными нашими силами ввиду перехода в наступление, которое бы решительно изменило общее положение, было абсолютно исключено. Всякий, кто хотя бы отчасти знает состояние наших войск, в первую очередь пехоты, подтвердит мои слова. Поэтому полученный мною Ваш приказ основывался на неверных данных. Читая этот решительный приказ, я немедленно понял, что он предполагает такую операцию, которая по своему грандиозному замыслу и дерзости должна была бы войти в историю, но, к сожалению, практическое ее осуществление было невозможно, а провал возлагался на командующего.