Читать книгу "Один момент, одно утро - Сара Райнер"

– А.

Через некоторое время Карен шепчет:

– Они уже ушли?

– Я проверю. – Анна отодвигает стул и высовывает голову. – Ой! – Она быстро прячется обратно. – Меня увидели!

– Черт!

– Они подглядывают через щель для писем!

– Что они о нас подумают?

– Что мы совсем рехнулись? – Их плечи трясутся от едва сдерживаемого смеха.

В это время слышится рев:

– Анна! Какого черта ты там делаешь?

– Негодяй, – шипит Анна.

– Кто это?

– Стив.

– Ты знала, что он придет?

– Нет.

– Тогда лучше его впустить. – Карен вылезает и встает. – Подожди минутку! – кричит она, потом шепчет: – Что он тут делает?

– Не знаю, – пожимает плечами Анна. Она явно совсем не рада его приходу. – Когда я уходила, он спал, – объясняет она, отряхивая брюки и вслед за Карен подходя к двери.

Стив стоит на ступеньке у двери. Анна сразу с облегчением понимает, что он трезв. Запах алкоголя исчез, и она чувствует запах дезодоранта. Лицо Стива свежевыбрито.

Более того, он размахивает картонной коробкой. На мгновение Анна усомнилась, не подводит ли ее зрение. Но нет, не подводит: коробка полна кухонных принадлежностей – формочками для рифленых пирогов, противнями, контейнерами для пирогов и тарталеток, – и в ней еще лежит книга рецептов Делии Смит. Он даже засунул в мерную кружку ее клетчатый передник.

– Черт возьми! – говорит она.

– Я подумал, что могу вам понадобиться, – заявляет Стив. – Не знал, что вы уже принялись за готовку. Можно войти?

– О, м-м-м… да, – говорит Карен.

Оба отходят в сторону, уступая дорогу.

Анна в замешательстве.

– Ты сегодня не на работе?

– Утром позвонил Майк. Штукатурка должна высохнуть, прежде чем мне браться за покраску. Он сказал оставить это дело до понедельника.

Майк – это штукатур, который часто берет заказы вместе со Стивом.

– Значит, ты видел мою записку? – Анна оставила ее в прихожей на столике, чтобы Стив знал, где ее искать.

– Да. Я подумал, что надо прийти помочь. – Он оглядывает помещение. – Похоже, вам нужна помощь.

Стив такой мастер в кулинарии, что готовка для множества гостей совсем его не смущает. По сути, когда трезвый, он даже находит в этом удовольствие.

– Черт, милый, это великолепно! – Анна целует его.

Теперь, когда он сказал это – и напомнил ей, каким внимательным и великодушным умеет быть, – она действительно рада его видеть, а Карен просто сияет. Но Анна в восторге не только от этого. Дело в том, что его не пришлось просить. Он сам понял, что ей – и Карен – нужно. Он на самом деле пришел на помощь. И пока Стив распаковывает свою коробку на сушилке – единственной поверхности, где есть место, – она думает про себя, что пока еще он не совсем искупил свое поведение вчера вечером, но дело, похоже, идет к тому.

* * *

Стив через голову надевает передник.

– Карен, я не сказал, как я тебе сочувствую. – Он отступает и смотрит на нее.

– Спасибо, – говорит Карен. Она видит в его глазах боль, и снова ее поражает печаль, прямо в солнечное сплетение, лишая дыхания. Как она могла смеяться?

Стив открывает объятия, словно инстинктивно угадав, что ей сейчас нужно. Карен чуть ли не падает на него, и он крепко прижимает ее к груди. Она сразу понимает, что он впервые прижимает ее к себе, ее действительно обнимает мужчина после смерти Саймона. Стив не такой большой, как Саймон. Он не такой высокий и поменьше в обхвате. Его передник не так мягок, как был бы свитер Саймона, и сам он не такой милый. От него по-другому пахнет. И все же Карен охватывает чувство безопасности, близости и защищенности, которое она связывает с Саймоном, и зацепляет что-то глубоко в душе. Она начинает плакать.

У нее было много, много слов, но мало физического утешения, и совсем не было такого. Всеми фибрами она ощущает боль по Саймону: по его запаху, его прикосновениям, его теплу, по ощущению его самого. В этот момент она бы сделала все, чтобы это оказался Саймон, чтобы это он стоял здесь и обнимал ее. Что угодно. Вскоре она так разрыдалась, что намочила Стиву передник.

Стив тихо повторяет: «Карен, бедная наша Карен», – и ласково гладит ее по голове.

Несколько минут они так и стоят, прижавшись друг к другу.

Наконец, Карен отступает назад, отстраняется от него и с улыбкой говорит:

– Спасибо.

Обсуждать нечего. Он дал ей нечто бесценое, и оба это понимают.

– Да. – Стив глубоко вздыхает и завязывает за спиной передник. – Так с чего начнем?

* * *

Лу крутит педали вдоль моря, ее мышцы разогрелись, ей все еще жарко от тенниса. Сразу после Брайтонского мола она сворачивает налево в боковую улицу и через несколько ярдов тормозит, перебрасывает ногу через седло и прицепляет велосипед на замок к каким-то черным железным перилам. Снаружи мало кто может предположить, что здание в стиле эпохи Регентства – с некогда величественной витиеватой лепниной и стрельчатыми окнами – теперь служит приютом для бездомных. Здесь Лу волонтерствует по пятницам, проводя групповые сеансы.

Обычно она набирает до десяти человек, половина из которых меняется от недели к неделе, а половина – более-менее постоянные участники. Она старается не позволить тем, кто ходит регулярно, доминировать над остальными, но это трудно. Работать с теми, кто бывает постоянно, гораздо легче – и результативнее. С новичками все иначе: обычно к концу сеанса она чувствует, что они теряют интерес, и она ничего не может с этим поделать. Это люди со сложной биографией, и, несмотря на свою схожесть, все они личности. Они стали бездомными по очень разным причинам – среди них есть алкоголики и наркоманы, люди с психическими нарушениями, люди, чьи отношения распались, или тот, кто потерял работу или переживает какую-нибудь душевную травму.

Лу быстро осматривает кружок: их сегодня восемь, лишь трое постоянных и – она вздыхает про себя– пять человек, которых она раньше не видела. Почему сегодня так мало знакомых лиц? Деревянный стул с красным матерчатым сиденьем пуст. На спинке несмываемым маркером выведено:

СТУЛ ДЖИМА. НЕ ЗАНИМАТЬ!!!

Лу знает, что Джим не агрессивный человек, далеко не агрессивный – это просто проявление той борьбы, с которой эти люди сталкиваются каждый день, чтобы сохранить хоть какую-никакую материальную собственность, которой владеют.

Джим ходил в ее группу почти все время с тех пор, как она занялась волонтерством, то есть уже почти два года. Иногда он пропадал на несколько недель и никогда много не говорил, иногда не произносил ни слова, но что-то в нем Лу очень нравилось. Сначала, до того, как он начал ходить в центр, она встречала его на углу рядом со своим домом в Кемптауне. Он сидел у входа в дом, белым пластмассовым ножиком делая себе бутерброды из черного хлеба, масла и творога. Ее глаз привлекло старание, с которым он все это проделывал – хотя был в старом просторном суконном пальто и сгорбился от ветра и сырости. Потом, когда познакомилась с ним поближе, она спросила его, почему он особенно любит ржаной хлеб и творог. Он объяснил, что любит питаться хорошо, что бутерброды для его здоровья лучше, чем то, что дают в хостеле. Сначала Лу поразилась нелепости этого заявления – что бездомный так заботится о своем здоровье: она считала, что они в основном наркоманы, склонные к разрушению собственного организма. Но чем дольше она работала в центре, тем яснее понимала, что в этом нет ничего странного. Ее предположение было ложным – Джим мог быть пропащей душой, отшельником, но, насколько она знала, никогда не прикасался к наркотикам или алкоголю. Несмотря на то, что у него было место в хостеле, она часто видела его на улице, он бродил по Кемптауну, подбирая с тротуара мусор. Но он не искал пищу и не набивал мешки, чтобы носить их с собой. Он убирал тротуары. Он складывал мусор в урны, убирая грязь, оставленную другими, менее сознательными людьми, и чайками. Его прилежание и аккуратность тронули ее.