Читать книгу "Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни"

Уселся вождь возле опорного столба. Справа от него на корточках пристроился имам. На ковриках по кругу примостились шейхи. В дальнем углу засели негры и вассалы и принялись готовить чай.

Снаружи ветер прекратил свои завывания, ограничиваясь тем, что налетал периодически короткими порывами, как будто пытался замолвить словечко, желая побеседовать с прорицателями, сообщить что-то важное на своем не всем понятном языке — некую тайну о причинах своего упорства в налетах на равнину в течение двух последних лет. Действительно, язык ветра вполне доступен пониманию даже детьми — особенно, когда он становится долгосрочным гостем у жителей Сахары.

Имам сделал глоток чаю из стаканчика. Стащил свою ослепительно белую повязку-литам с изогнутого крюком носа — словно клюва коршуна, подтянул его, но он соскользнул на губы. Имам заговорил:

— Он сказал мне, что Вау не останется без стен. Стены — это щит всех городов. А иначе — нет никакой разницы между ними и простыми оазисами Тарги. Города крепки своими стенами, а оазисы открыты Сахаре со всех четырех сторон.

Шейхи украдкой обменялись взглядами. Вождь продолжал чертить пальцем свои символы на песке рядом со столбом.

Имам глотнул чаю и подтянул за ухо свою повязку из тонкой ткани, болтавшуюся вокруг лица, сказал:

— Я ему доложил, что колодец — как вены в нашей жизни, а он мне ответил, что стены не будут стенами, если колодец окажется вне их. Он на себя обет берет, что они предоставят нам возможность утолять жажду, и верблюдов и скотину поить в любое время, и предложил еще вот… отказаться нам, значит, от гордыни нашей и войти в город.

— Войти нам в город? — произнес вождь.

— Да. Он предлагает нам обосноваться там и жить постоянно в домах и меж стен.

Вождь издал непонятный, нервный смех — и только. В разговор вступил худой, скуластый шейх с набрякшими, морщинистыми веками — он сидел меж двумя стариками, клонившимися головами к земле.

— Если бы мы хотели осесть на земле, — заговорил он спокойно, — мы бы сделали это уже семь тысяч лет назад. Если б мы желали встать на колени меж немых стен, мы бы построили себе города покрасивей Томбукту, настоящие города, с которыми мог бы сравниться только истинный, заветный Вау, а не этот Вау фальшивый, которым он пытается нас соблазнить, чтобы запереть нас в камерах, точно рабов. Он — маг, язычник. Он — огнепоклонник!

Шейх, сидевший с ним по соседству, приободрился, поднял замотанную черным литамом голову и погрозил указательным пальцем:

— Почему бы такому голову не срубить? Приходит себе невесть кто неизвестно откуда, а мы ему и землю и воду предоставляем, так он еще наглости набирается и всем селением завладевает и долиной нашей. Мы чужими стали в собственной Сахаре, а этот Анай стал султаном — и в Сахеле, и в Азгере повелевать. Да я уж тоже стал задумываться — уж не огнепоклонник ли он?

— Я говорил! — закричал другой шейх, сидевший справа от старика. — Я говорил вам с самого первого дня. Я говорил, что мы либо оставим ему равнину и откочуем все в Тадрарт, или в Массак, либо препроводим его в Таргу и дальше — в Хамаду. И то злополучие, которое он навлек на нашу Сахару, не сегодня родилось. С ним к нам такой ветер нагрянул, какого мы никогда прежде не знали. Вот-вот похороним колодец — не сегодня, так завтра! А не завладеет он колодцем полностью, или завладеет — так этот самый ветер довершит все, на что султан, может, и не сподобится. Мы нарушили заветы наших предков, которые нам передают предания Анги. Жители Аира — колдуны, все подчиняют своей воле: и ветер, и дождь, и камни, и дерева.

Вождь поднял вверх руку — с набрякшими венами, всю разрисованную морщинами, шейхи замолкли. Он улучил момент, когда была помянута утраченная народом книга законов, и решил воспользоваться этим предлогом для мудрых высказываний, как обычно бывало.

— Я не знаю точно, против кого предостерегало Анги в действительности — против одних только жителей Аира, или вообще против всех чужеземцев. Но что я знаю наверняка, так это, что Анги говорит: душа чужеземца — потемки! Мы ему все дозволили с его народом — обосноваться здесь на земле, поскольку мы не можем претендовать на нашу полную собственность на бескрайнюю пустыню Аллаха. И, конечно, мы наделили его водой, поскольку само Анги, которое по вашим словам предостерегало нас от чужаков и пришельцев, в первых же полосах своего содержания несет еще более важное предостережение людям: «Если откажешь ты страннику на пути в глотке воды, то и Сахара тебе однажды в ней откажет».

Его голубой литам свесился до подбородка, он поднял его на нос и продолжал:

— Очень часто жертвователи воды становились жертвами дорожных разбойников. Спешат они к ним с водой, когда те умирают от жажды, а когда насытятся, напьются так, что опять жизнь у них по венам побежит, шайтан вновь вселится в их души вместе с этой водой, и рубят они ту самую руку божественную, что им жизнь вернула. Что ж, вредит это тем, кто жертвами и мучениками святыми сделался? Не подумайте, что я призываю вас отдать колодец, однако писание Анги каждой строкой своей призывало людей всегда к переговорам и к разуму обращаться…

Он замолчал на минуту, потом закончил:

— Дайте мне отсрочку, подумать немного. Я потом с ним побеседую — о том, как лучше будет для всех.

Один из вассалов пошел разносить третью порцию чаю. В углу неслышно попыхивали головешки в очаге. А ветер снаружи приумолк — словно силился подслушать, что дальше будет.

2

О чем это шепчут губы ветра?

Переговариваются себе с джиннами в выемках между скал на уступах Идинана. Дуют, надуваются от важности, себя переполняют тайнами Сахары. Воют на просторе о несчастьях голодных волков, ибо сами они все голодные, эти ветры. Горят желанием заполучить жертвы Неведомого. Песчаная почва принимает игру, и они сеют на ее просторах волны, морщины и складки. Вырисовывают символы на песке и высекают узоры, соперничая с ногтями тех первобытных людей-художников, что высекали и рисовали свою поэзию незапамятных времен, воплощая ее в камне.

Ветры…

С какою тайной дуют ветры?

Они говорят на детски понятном языке. Нашептывают в ухо младенцу тайну Сахары. Тайну воды. Переносят свои писания от одного великого моря песков, чтобы выстроить по дороге еще более великое песчаное море. Сносят начисто прекрасный золотистый холм. Разбрызгивают его налево и направо. Развеивают прочь, превращая его в пыль, носящуюся в воздухе. А затем вдруг меняют намерение и творят заново из праха и небытия, создавая вдалеке еще более красивый золотой холм. Летят с пыльцой вдаль, мешают женский пушок с мужским, опыляя пальмы и устраивая невероятные встречи для влюбленных растений. Не в силах вырвать корни из земли, те дотягиваются в любовном порыве до невозможного и порождают жизнь на ветвях с кистями фиников, подобными гроздьям звезд — «дщерей тьмы» в черную ночь.

Ветер…

Посланник Неведомого в селения, опустошенные эпидемией. Отмывает пустыню от неизлечимого недуга, унесшего жизни стариков и детей. Утешает скелеты немощных и спешит на помощь младенцу. Умерщвляет чудовище и дарует храбрым исцеление и жизнь.