Читать книгу "Спокойной ночи, крошка - Дороти Кумсон"

— Прелестно! Мне кажется, я еще никогда не видела Стефани такой счастливой. Но, правда, такое случается. Друзья так радуются вашей беременности, что кажется, будто это их ребенок.

— Да, — ответила я. — Я понимаю.

Вернувшись, Стефани вновь взяла меня под руку.

— Спасибо тебе огромное, Арабелла, — сказала она и повернулась ко мне. — Пойдем скажем Мэлу. — И вдруг радость в ее глазах сменилась страхом и отчаянием. — Или ты ему уже сказала?

Я покачала головой. Конечно, вначале мне захотелось взять трубку и рассказать ему, потому что я всегда в первую очередь сообщала новости ему и Корди. Но, уже набрав его номер, я поняла, что первой нужно сказать Стефани. Из нас троих это она пока что не имела никакого отношения к ребенку. Ее тянуло к этому малышу, как мотылька тянет к огню, но сама она не была частью пламени. Если я расскажу ей первой, это успокоит ее. Даст ей понять, что она в этом тоже участвует.

— Ты первый человек, который узнал об этом после меня.

— Правда? — Стефани прикусила нижнюю губу. У нее на глазах опять выступили слезы. — Спасибо. — Она снова обняла меня. — Спасибо, что ты сделала это для меня. Не знаю, чем я смогу отблагодарить тебя.

Глава 22

Розовая, голубая или белая?

Я поднимала то одну распашонку, то вторую, то третью, решая, какую же купить. Главное — распашонки не будут желтыми. Никто не должен носить желтый. Правда, мне иногда приходится ходить в желтом на работе. Так розовую, голубую или белую купить? Белый цвет, конечно, самый приемлемый, но он какой-то неопределенный. Если я куплю голубую или розовую распашонку, это будет означать, что я полностью уверена. Хотя мы беременны только десять недель, и, покупая вещи для малыша, я могу сглазить свое счастье, я не могла удержаться. В каждый обеденный перерыв, а иногда и по дороге домой с работы я заходила в магазины детской одежды. Мое сердце пело от радости, а в животе приятно щекотало, когда я притрагивалась к распашонкам. И мне нравилось внимание. То, как другие женщины предполагали, что я такая же, как они. Что скоро у меня увеличится животик, начнут отекать лодыжки, а обручальное кольцо придется носить на цепочке, потому что на палец оно уже не налезет. Никто не спрашивал у меня, когда родится ребенок. Я замечала, как они украдкой поглядывают на мой живот, потом на лицо, а затем отворачиваются, решив, что я беременна. Я принадлежала к их обществу.

Я решила купить все три распашонки. Я всегда могла расшить голубую распашонку розовым или сделать на розовой аппликацию в виде футбольного мяча.

— Я думаю, если родится мальчик, назовем его Мальволио, а если девочка, то Кармелита, — сказал как-то Мэл.

Мы лежали на кровати, он забросил на меня ногу, и она казалась удивительно легкой. Прикроватные лампы заливали нас светом, вокруг кровати лежали груды книг о детях. Мы друг друга стоили. Я покупала распашонки, Мэл покупал книги о детях. Правда, он ничего не знал об одежде. Я прятала ее в комнате, которая когда-то станет детской. Мы обсуждали, в какой цвет перекрасить комнату.

На груди у Мэла лежал календарик беременности. Он нежно поглаживал мой животик, говоря о детях.

— Зачем?! — опешила я.

Я знала, как Мэл на самом деле относится к своему имени, а Кармелита… Какого…

— Мальволио — потому что мы можем сделать это семейной традицией, а Кармелита… Мне нравится звук этого имени. Кармелита, Карми… «Ну же, Карми, доедай фасоль».

— Традицией? С каких это пор ты сделался традиционалистом? Мужчины такие нахалы, всегда стремятся назвать сына в свою честь! А вот женщины так не делают. Тебе ведь даже в голову не пришло, что нашу дочь могут звать Стефани Вакен-младшая, например.

— Ну, мы должны передать детям свое имя.

— Тебе недостаточно того, что передается фамилия? Если уж на то пошло, то это женщины должны давать детям свои имена. Наши фамилии меняются, когда мы выходим замуж, а значит, нужно убедиться, что ребенок получит и наше имя тоже. Для этого стоит называть старшую дочь своим именем.

Мэл прижал кончик пальца к моему носу и легонько чмокнул меня в подбородок.

— Глупышка! Такая традиция точно не приживется.

— К сожалению, думаю, ты прав.

— Кроме того, Кармелита — отличное имя.

— Может быть, но не для нашей доченьки… Ты можешь в это поверить? У нас родится дочка.

— Нет, это будет мальчик.

Он сказал это настолько уверенно, что я вскинула голову и посмотрела на него. Глаза Мэла затуманились, на его губах играла счастливая улыбка.

— Да? Ты знаешь что-то, чего я не знаю?

— Не совсем. Мне Нова сказала. Ей кажется, что родится мальчик.

У меня сердце упало. Ладно, это всего лишь мелочь. Ничего страшного. Только мимолетная боль, развеявшаяся уже через мгновение. Почему она мне ничего не сказала?

— Когда она сказала тебе об этом?

— Вчера. Я спросил, не собирается ли она выяснить пол ребенка, а она заявила, что и так знает, что это будет мальчик.

— Но мы ведь договорились, что не будем узнавать пол ребенка во время обследования, — напомнила я.

— Я знаю. Но то, что мы этого не хотим, еще не означает, что этого не захочет Нова.

Я отодвинулась от Мэла и посмотрела на него. Милые черты, волевой подбородок. Лицо, озаренное счастьем.

Я нахмурилась.

— Неважно, чего она хочет. Это ее не касается, Мэл.

Теперь и он нахмурился.

— Она вынашивает ребенка.

— Для нас. Это наш ребенок. Мы принимаем решение, выяснять ли пол во время сканирования. Она лишь вынашивает его. Он растет в ее теле. А родителями будем мы. Значит, мы и должны принимать все решения, важные и не очень.

Он нахмурился еще больше.

— Это звучит так… Не знаю… Хладнокровно.

Боль вернулась, и на этот раз задержалась на более долгий срок. Лишь на мгновение дольше. Ничего страшного. Не о чем беспокоиться.

— Это она должна относиться к беременности хладнокровно, Мэл. Ты что, не понимаешь? Если она начнет принимать такие решения, как, например, определение пола ребенка, то как она сумеет отдать нам малыша после родов? Чем большую связь с ребенком она чувствует, тем сложнее ей будет.

Мэл поерзал на кровати, осторожно отодвигая меня в сторону, чтобы сесть. Я заметила это движение. Он едва-едва, но все же оттолкнул меня. Впрочем, он отталкивал не меня, а ту мысль, которая раньше не приходила ему в голову. Мысль, которую он не хотел принимать во внимание. Мысль о том, как все это повлияет на Нову.

Он предполагал, что ей будет легко, ведь она делала это для нас. Ведь Нова — это Нова. Она делала это для людей, которых она любит. Значит, не будет никаких проблем.