Читать книгу "Три стильных детектива в одной книге - Клод Изнер"

– Я разделяю ваше мнение. Как говорит отец моей невестки: «Когда рыбка поймана, негоже снова совать ее в воду». Но если бы у вас была сноха, которая не ест мяса, вам бы тоже пришлось готовить морепродукты! Да что я такое говорю, ведь чтобы иметь сноху, нужен сын, а чтобы иметь сына, нужна жена, – проворковала Эфросинья, придвигаясь к своей жертве почти вплотную.

Андре Боньоль схватил рецепты и попятился, как краб, к выходу.

– Мы бесконечно благодарны вам за этот бесценный дар, – произнес он.

– Но я еще не все вам рассказала! Есть еще пикша в соусе из сливочного масла, морские петушки[115]со шпинатом, рисовый суп с миндальным молоком… Эй, куда же вы!

Увы, Андре Боньоля уже и след простыл.

«Вот так всегда! – расстроилась Эфросинья. – Вы из кожи вон лезете, чтобы соблазнить мужчину, а он бежит от вас как от чумной!»

Заинтригованный запиской Таша, Кэндзи дошел по улице Жакоб до дома номер 47 и остановился у главного входа в больницу «Шарите». Почему Таша захотела безотлагательно переговорить с ним? Ее возмущает безнравственное поведение матери? Или, может, она задумала бросить Виктора?

Он сразу заметил знакомую шляпку с маргаритками на копне ослепительно рыжих волос. Молодая женщина была одета в короткую серую шерстяную накидку и бархатную юбку цвета слоновой кости. При всей скромности своего наряда, Таша выглядела среди больных, гуляющих в саду, королевой среди придворных. Поцеловав ей руку, Кэндзи шепнул на ухо:

– Подумать только, а ведь когда Виктор ухаживал за вами, я был против!

– А я всегда жалела, что вы не мой отец, несмотря на то, что наши взгляды во многом расходятся. Впрочем, мое желание в некотором роде исполнилось.

Таша лукаво улыбнулась.

– Что вы имеете в виду? – смутился Кэндзи.

– Ну как же, ведь выйдя замуж за вашего приемного сына, я стала почти что вашей дочерью. Вот почему ваш портрет висит на почетном месте у меня в мастерской.

Кэндзи вздохнул с облегчением – ему на мгновение показалось, что Таша имеет в виду его роман с ее матерью Джиной – и поздоровался с сидящим неподалеку молодым человеком. Тот читал книгу «От Мазаса до Иерусалима» Зо д’Акса, и Кэндзи узнал в нем своего покупателя.

– А я, в свою очередь, никогда не устану любоваться вашим пейзажем, изображающим парижские крыши на рассвете, который висит напротив моей кровати, – ответил он.

– Спасибо, но я позвала вас не для того, чтобы обмениваться комплиментами. Дело серьезное: Виктор снова ввязался в расследование, и я очень за него беспокоюсь. Сегодня утром он звонил Жозефу и сказал, что убит некий Виржиль Сернен. И назвал еще троих убитых, я записала их имена.

Таша сунула свекру в руки упаковку от мыла.

– Деода Брикбек, Максанс Вине, Эварист Вуазен, – прочитал Кэндзи.

Он тотчас вспомнил про газету «Фигаро» с пометками, забытую Виктором в бывшей фотолаборатории. Два имени были подчеркнуты карандашом: Деода Брикбек, служащий обсерватории, и Максанс Вине, рабочий-литейщик. Эти двое погибли от удушья в фиакрах. Был еще блокнот Жозефа, в котором упоминались Эдокси Аллар, Сюзанна Боске и двое мужчин: Амори де Шамплье-Марей и Донатьен Вандель. Кэндзи поделился этой информацией с невесткой.

– Нет никаких сомнений: они снова взялись за старое! – удрученно воскликнула Таша и тихо добавила: – Возможно, Виктору необходима время от времени подобная встряска, обыденность наводит на него скуку…

– Но ведь ему есть чем заняться: книжная лавка, фотография… – возразил Кэндзи. – И вы, у него есть вы.

Таша покраснела, тронутая его словами.

– Увы, сталкиваясь с какой-то тайной, он не в силах устоять. Скажите, что мы с вами можем предпринять?

Кэндзи пригладил рукой прядь седеющих волос. Он чувствовал, что стареет, хотя никогда в этом не признался бы. Ему все труднее противостоять энергии сына и зятя. Невозмутимость изменила ему, и он воскликнул:

– Трагедия на площади Бастилии ничему его не научила! Если бы не никелевый хронометр, револьверная пуля пронзила бы его грудь![116]– Вот видите! Виктор снова готов ходить по лезвию бритвы, не беспокоясь о том, что при этом чувствуем мы с вами! И Жозефа за собой тянет. Этому необходимо положить конец, но я не знаю как…

– Для начала договоримся о том, что будем делиться любой имеющей отношение к делу информацией. Но если Виктору и Жозефу приспичит куда-то уйти, я не смогу их остановить!

– Как нельзя остановить ветер, – согласилась Таша.

Они скрепили свой союз рукопожатием, которое немного смутило их обоих.

Предчувствия не обманули Кэндзи. В тот же день оба его компаньона исчезли из магазина: Жозеф сослался на какую-то экспертизу, Виктор – на встречу с фотографом Альбертом Лонде[117].

Они сели в фиакр, который привез их на улицу Кампань-Премьер, где они зашли на ферму, торгующую яйцами, маслом и сыром, и выпили по стакану теплого молока, глядя на кур, копавшихся в овечьем помете.

– У нас есть три письма, – сказал Виктор. – Под первым стоит подпись «Твои друзья из ассоциации “Подранки”», и в нем Виржилю Сернену обещают большой сюрприз, под которым, вероятно, подразумевалась ядовитая змея. Почерк, которым написаны два других письма, совпадает. Одно – в точности такое же, какое получил Максанс Вине, – это приглашение к мэтру Грандену в пассаж д’Анфер по поводу завещания Донатьена Ванделя. Другое, подписанное Эваристом Вуазеном, предостерегает об опасности со стороны кого-то из членов ассоциации, который, по всей вероятности, сводит с остальными счеты.

– Вы провернули эту операцию блестяще, дорогой компаньон! – воскликнул Жозеф. – Меня радует, что благодаря Маринетте инспектор Лекашер остался с носом. Но кто строит все эти козни, по-прежнему непонятно. Зачем понадобилось подделывать почерк нотариуса?

Виктор нахмурился:

– Начнем с того, что выясним, существует ли нотариус вообще.

Пассаж д’Анфер, несмотря на зловещее название, выглядел тихим и мирным. На антресольном этаже дома номер 20 была только одна закрытая дверь. Компаньоны долго стучали, но никто им так и не открыл. Наблюдательный Виктор заметил на деревянной стене сбоку от двери следы от гвоздей, свидетельство того, что там была прикреплена табличка. На третьем этаже здания действительно располагалась нотариальная контора, однако на медной дощечке возле двери значилось другое имя: «Мэтр Турнефор». Клерк с напомаженными волосами сообщил им, что никакой Гранден в их конторе, где он сам имеет честь служить вот уже пять лет, не числится.