Читать книгу "Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман"

Минна облокотилась на спинку кресла и посмотрела на Зигмунда. Голова у нее пошла кругом, ей стало жарко. Неотъемлемой частью… Если быть до конца честной с самой собой, то ей пришлось бы признать, что именно этого она всегда хотела — являться неотъемлемой частью жизни Фрейда.

— Чем глубже я копаю, тем больше мне открывается, я нахожу корни своих страхов и желаний. В том-то и состоит интеллектуальная красота данной работы.

На губах его заиграла улыбка, когда их колени соприкоснулись. Минна чувствовала ритмичное покачивание поезда и смотрела, как меняется выражение глаз Зигмунда, как двигаются его руки, как шевелятся губы, когда он говорит.

Она устала — слишком много выпила, мало спала, но как хорошо и спокойно было думать о том, что они здесь, они вместе после стольких месяцев разлуки. Монотонность и грязь ее прошлой жизни исчезли без следа.

Минна потянулась через стол и ласково сжала руку Зигмунда.

— Милый мой, ты разрушил во мне способность мыслить критически. Я не могу думать, когда ты рядом… мы так долго не виделись…

Он протянул чек официанту, захватил с собой бутылку шампанского и повел Минну в купе. По пути вагон тряхнуло и занесло на повороте. Минна вцепилась в медный поручень, а Фрейд потянулся к ней и подхватил, не дав упасть.

В купе они увидели, что за время их отсутствия там многое изменилось. Диван превратился в кровать, застланную белоснежной постелью. Рядом с кроватью стояла серебряная вазочка с красной розой. Зигмунд тщательно расправил свой пиджак на вешалке, запер дверь на ключ, плотно сдвинул шторы. Затем открыл свою дорожную вализу и вынул оттуда маленький синий фиал с кокаиновой настойкой. Он подсел к Минне и повторил уже знакомый ритуал, обмакнув палец и смочив кокаином сначала одну ноздрю, а потом другую. После этого протянул флакон ей.

— Больше я не стану этого делать.

— Тебе пойдет на пользу. Никаких последствий. Чего не скажешь об алкоголе и морфине. Давай, не бойся!

Минна втерла настойку в нос, села на стул и стала ждать. Вскоре ее словно ударило что-то — странная, внезапно вспыхнувшая радость, восторг и легкость. Усталость исчезла, и нахлынула полная эйфория.

— Божественно, — произнесла она, опуская голову на подушку.

Зигмунд снисходительно улыбнулся:

— Что слышно об Эдварде?

— О ком?

— Эдвард, помнишь такого?

Он снова промокнул ноздри кокаином.

— С чего ты вдруг о нем вспомнил? И мой ответ — да.

— Очень мило!

— Ты же ничего не имеешь против?

— Нет, тем более что я говорил тебе, какое у меня сложилось мнение об Эдварде.

— Разве?

— Он мерзавец. И лжец.

— Зигмунд, милый, это недостойно тебя, — сказала Минна, даже не пытаясь скрыть удовольствия. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Например?

Она наклонилась к нему и прошептала на ухо:

— Ты придумаешь сам, о чем-нибудь…

Его рука скользнула в вырез ее блузки и нежно погладила грудь.

— Начнем с твоих губ. Они мягкие и выразительные, и я люблю вкус джина на твоих губах, когда ты думаешь, что я его не замечаю. Люблю мужской склад твоего ума и то, как леденеет твой взгляд, когда ты злишься, и то, что ты не способна приукрашивать. Я люблю, когда ты стоишь — высокая и статная, и как нервничаешь, когда тебе скучно. Мне нравится, как сидит на тебе платье, и то, что ключицы у тебя выступают совсем чуть-чуть. — Его руки нырнули к ней под юбку и принялись ласкать ее между бедер. — Я люблю твои густые, золотисто-каштановые волосы, и как ты стараешься их уложить в узел, а они все равно распускаются и падают. Я люблю твою кожу, твои прекрасные глаза и соболиные брови… твой смех и твои кулачки, колотящие меня по спине. Я люблю твой запах и твой вкус. И эту маленькую родинку в уголке рта, и то, как ты облизываешь ее кончиком языка. Я люблю, как ты кричишь, когда мы любим друг друга. Я люблю твою наготу.

Теперь она уплыла далеко-далеко. За тысячи и тысячи миль. Его голос был почти не слышен. Минна забыла, кто она такая, кто он такой. И как же прекрасно было это забвение!

Глава 28

Поезд мчался, рассекая ночь, спускаясь с высоких равнин Германии в глубокие складчатые долины и густые черные леса. Он с грохотом и тряской останавливался в многочисленных мелких селениях, после того как пересек щвейцарскую границу, и около полуночи вдруг замер в чистом поле. Минна отворила окно и выглянула в темноту. Воздух стал холоднее, он истончился и казался чужеродным, почти угрожающе неприветливым. Минна закрыла окно и свернулась калачиком под боком у Зигмунда.

В пять часов утра они пересели на поезд местной железной дороги Раетиан, направляющийся в Верхний Энгадин. В нем не было ни вагона-ресторана, ни купе первого класса, и — увы! — ни шампанского, ни горячей воды. Это был маленькая железная колымага, сохранившаяся с тридцатых годов. Она кряхтела и вздыхала, взбираясь на каменистые кручи, испуская протяжный, почти болезненный свист на каждом крутом повороте или при въезде в туннель.

Минна и Фрейд сидели друг против друга на деревянных скамейках купе, их пальто болтались на крючках, а саквояжи и прочие пожитки тряслись на багажной полке над окном. Фрейд смотрел в окно, а потом потянулся за своим портфелем. Порывшись в нем, он извлек оттуда стопку бумаг. Они проезжали через призрачно-туманные средневековые города. Зигмунд работал, а Минна читала «Гамлета» в переводе Шлегеля и Тика, который Фрейд использовал для своих исследований сновидений.

Протягивая Минне тоненькую книжицу, он сказал, что теперь убежден: Шекспир — миф, а настоящим автором великих сочинений был Эдуард де Вер, семнадцатый граф Оксфорд. Он привел ей целый перечень доводов, начиная с того, что только высокородный дворянин мог с таким знанием дела описывать все перипетии и интриги жизни королевского двора, и заканчивая тем, что Шекспир не оставил после себя ни переписки, ни оригинальных рукописей, которые свидетельствовали бы о подлинности его авторства.

— Очень впечатляюще, Зигмунд, — заметила Минна, — однако звучит сомнительно.

— Уверен, что я прав. Даже Марк Твен согласен со мной.

— Ну, раз сам Марк Твен согласен, то это не может не быть правдой, — засмеялась она.

Какое-то время они ехали молча. Поезд начал взбираться на крутые скалистые склоны Бергальи. Зигмунд вдруг оторвался от чтения и потер глаза.

— Трудно? — спросила она.

— Невероятно.

— Расскажи мне.

Фрейд говорил спокойно и методично, а она смотрела ему в лицо. Он рассказывал о новых теориях, какие открылись ему в процессе самоанализа, который он провел, работая над книгой сновидений. Зигмунд начал с того, что человек — существо нерациональное вопреки расхожим суждениям, и «мы помешиваем котел с противоречивыми желаниями, которые едва ли можем держать в узде».