Читать книгу "Шестой моряк - Евгений Филенко"

нежную задницу.

— Не бывало такого, — сказал Локи со смехом. — Хотя с тех пор как он лишился руки, хватка у него уже не та, что прежде. Иное дело Морось — уж она как схватит, так больше не выпустит. Хотел бы я иметь такую пасть и столько зубов, как у малыша Фенрира, многих он еще сожрет, а кого не сожрет, того надкусит, но вот участи его я не завидую[38].

Ласковый скальд

берсерка помнил.

Берсерк доподлинно

с тем был согласен.

Ётун волшебный

ковшом был обижен.

Бубен степенный

в полнеба простерся.

Осень большую

взлелеяла задницу.

Пьяный бездельник

за то был в ответе.

Плакса безродный

непотребно прикончил

Ворога.

— Ну, это еще только предстоит, — заметил Локи. — Хотя иначе, как непотребством, такое и не назвать.

— О чем это ты? — спросил Бьярки, погруженный в свои думы.

— О том способе, каким я намерен исполнить Веление, — отвечал Локи.

— Но ведь ты его уже исполняешь, — сказал Бьярки.

— Еще нет, — промолвил Локи. — Я только торю дорожку убийцы к жертве.

— Ты снова говоришь загадками, — нахмурился Бьярки. — От твоих книг все слова в моей голове разбредаются, как овцы при уснувшем морже. То есть я хотел сказать — при пастухе. Мне стоит громадного труда согнать их вместе. К тому же привычный смысл слетает с них, как желтая листва с осеннего моржа. Вернее, с ясеня. Уж и не разберу, то ли во всяком слове вовсе не осталось смысла, то ли наоборот, добавилось с излишком. А теперь еще и гадай, кто здесь убийца, а кто жертва.

— Возьми троих, — сказал Локи. — Хейд Босоногую, Вальдимара конунга и...

— Моржа? — спросил Бьярки.

— Можно и его, если морж не знал ни отца ни матери, — кивнул Локи. — С чего бы тогда ему обливаться слезами?

— Никогда не видел плачущего моржа, — сказал Бьярки.

— Вот тебе и ответ, — засмеялся Локи.

— Это не ответ, — возразил Бьярки. — Это полная задница.

— А ведь наступит золотая пора, — сказал Локи, — когда о плачущем морже станут слагать песни. «Я человекояйцо, они человекояйца, а я морж. Тебе не кажется, что Локи смеется над тобой? Гляди — лыбятся, как свиньи в хлеву, пихаются... А я плачу»[39]

— К тому времени уже не останется достаточно мухоморов, чтобы такое сочинять, — сказал Бьярки.

— Асы всемогущие, что еще я должен сделать, чтобы этот парень захотел со мной выпить?! — вскричал Локи.

Во всякой обители

есть место хлопотам.

Гроб безраздельно

удерживал скальда.

Норвежец подумал

о зимней стране.

Паршивая ночь

надсмеялась жестоко.

Доска просмоленная

от браги расселась.

Порожний сундук

криком наполнился.

Неподалеку

печалилось лежбище.

Обманутый Локи

моржа упрекал.

— И все же, о каком морже постоянно идет речь? — спросил Бьярки. — Не частый это гость в наших краях. А в моей голове он засел, как топор берсерка.

— Моржи не то, чем они кажутся, — заметил Локи. — По крайней мере, не всегда. Или это было сказано о совах? Или будет? Уж и не упомню.

Должно быть, дремала

Лыжница-Скади.

Эгир[40]зато

ото сна пробудился.

Некая задница

песни горланила.

Враг стародавний

приманивал зиму.

Блистательный конунг

с тех пор заболел,

Сполна обожрался

каким-то дерьмом.

Рука неживая

исправила цену.

Ясень спросил,

усмехаясь похабно:

«Блудная жена воротилась?»

— Блистательный конунг — это про ирландца? — спросил Бьярки.

— Вообще-то я имел в виду Хёнира, с которым мы вас и выдумали, — сказал Локи. — Но ты вправе понимать написанное, как тебе асы на душу положат.

Мертвый пришелец

задорно смеялся.

Но медяку

ошибаться не стоило.

Сволочь пустая

напивалась без роздыху.

Дева дебелая

тому изумилась.