Читать книгу "На то они и выродки - Наталья Резанова"

Увы, того же нельзя было сказать об Островной Империи. Конечно, тут заслоном служил океан, но он же был стихией для мощного подводного флота островитян. А у молодой республики с флотом дела обстояли если не так катастрофически, как с авиацией, то тоже не лучшим образом. Вдобавок Островная Империя не терпела масштабных поражений на суше (по той простой причине, что масштабных сухопутных операций не развертывала), и за ней было стратегическое преимущество.

Однако островитяне по какой-то своей, недоступной континентальному пониманию логике вторжения не предприняли. Не было больше и нападений с воздуха. Может, также исчерпали ресурс по части авиации, а может, сделали какие-то выводы. Это не значит, что они вовсе прекратили боевые действия, но ограничивались нападениями на побережье. Но без поддержки с воздуха и без наземной операции эти налеты пока не могли иметь далекоидущих последствий, и с ними можно было справляться силами береговых патрулей.

В любом случае армия оставалась главной и самой надежной опорой новой власти (в конце концов, из ее рядов властители и вышли) и должна была оставаться в полной боевой готовности. А это значит — помимо того, что армию необходимо в первую очередь (опять первая очередь) снабжать всем необходимым — от провианта до вооружения, — генератор должен работать безостановочно. Иначе дисциплину при нынешнем положении дел не поддержать.

Отчасти поэтому Канцлер и собирался встретиться с Шершнем. Сегодня у них была назначена конфиденциальная встреча. Он ехал без охраны. Впрочем, все они, новые хозяева страны, старались не обременять себя большой свитой или свести ее к минимуму — это нарушило бы принцип анонимной диктатуры. С Канцлером был только водитель, и его настраивал на преданность хозяину в своей лаборатории лично Шершень. Штучная работа, такого массовым излучением не добьешься. Автомобиль был не роскошным лимузином, а бронированным «армадиллом» из автопарка механизированных войск. Иначе никак. Канцлер вовсе не страдал паранойей, но, как и его товарищи, успел убедиться, что лояльность народа к власти вовсе не означает безопасного продвижения по городу.

Преступность расцвела в Столице пышным цветом. Казалось бы, наличие излучения вкупе со сменой властей должно было свести ее на нет. Но этого не произошло. Ладно бы, удаленные регионы, где шатались шайки дезертиров и мародеров, туда тоже еще не успели протянуть ретрансляторы. О том, что творилось в пустынях и джунглях, рассказывали такое, во что в здравом уме поверить было невозможно. Однако Шершень пожимал плечами и говорил: а что, вполне может быть. Помимо неконтролируемых мутаций вследствие радиоактивного и бактериологического заражения есть у нас то, что выводилось в секретных имперских лабораториях, где этими мутациями пытались управлять. Шершень ведь возглавлял только один из секретных научных объектов, а было их несколько, и находились иные из них вдалеке от городов, на военных базах. Теперь базы эти были ликвидированы — нападениями извне или мятежниками изнутри, а питомцы лабораторий вырвались на свободу… и, в общем, остается надеяться, что эти твари нежизнеспособны или сами собой сдохнут от радиации.

Но то, что происходило в Столице, не мог объяснить даже Шершень. Почему люди, которые в силу утраты критической оценки действительности должны стать — и стали — дисциплинированны, покорны и управляемы, по-прежнему продолжают убивать, грабить и воровать? Причем в таких масштабах, что обычная полиция никак не справлялась с уголовниками, они обнаглели настолько, что для их подавления пришлось вводить в город войска. Руководил формированиями, занятыми этой операцией, вернувшийся с фронта Волдырь. И сработал он эффективно, надобно это признать. Действия формирований, направленные на оздоровление обстановки, несмотря на их жесткость — а скорее, благодаря ей, — встретили у населения полную поддержку. Спросите кого угодно на улицах, и они скажут — в стране должен быть порядок, и если его можно добиться только массовыми расстрелами — пусть будут расстрелы. Большинство преступников были ликвидированы на местах, без суда и следствия. Однако наиболее крупные и одиозные фигуры были использованы для показательных процессов. Черный трибунал работал без сна и отдыха, Умник жаловался, что он превратился в тень себя самого, но от обязанностей не отлынивал. Результаты процессов широко освещались в газетах, народ ликовал… и продолжал грабить, убивать и воровать. Очевидно, здесь были затронуты такие глубинные свойства человеческой природы, с которыми не способна была справиться никакая наука.

Что ж, кроме научных, можно пустить в ход другие средства. Сейчас обсуждался вопрос о том, чтобы формирования под командованием Волдыря вывести из состава армии, но не дублировать военную полицию, а создать особое ведомство, которое занималось бы общими вопросами государственной безопасности. Правда, это вызывало недовольство как Дергунчика, которому Волдырь был нужен в армии, так и Филина, считавшего подобный ход посягательством на свои полномочия. Но идею поддержал Умник, кому, как не ему, было знать, что и уголовной, и военной полиции такая задача не под силу. Граф и Барон также склонялись к этому решению.

Потому что тут возникала проблема, затрагивавшая абсолютно все сферы деятельности элиты.

Что делать с теми, на кого обычный уровень излучения не действует?

Шершень уверял, что таковых мало — один процент от общего числа населения. Но этот процент встречался везде. В любых сферах деятельности, в любых сословиях. Ограничений по возрасту и полу тоже не существовало. Наличие людей, нейтральных к нормальному уровню излучения — в особенности в армии или в управленческих структурах, — могло создать дополнительные трудности. И сохраняло необходимость в лучевых ударах усиленного воздействия. Потому что иначе подобного человека выявить было невозможно. Отличие его от большинства населения, вероятно, можно было проследить на глубинном генетическом уровне, но пока что не было времени для исследований подобного феномена, да и необходимости в этих исследованиях. Вычислить подобных людей в армии и элиминировать их при помощи лучевых ударов было довольно легко, непосредственная угроза устранялась. Сложнее с теми, кто состоит на гражданской службе. А если они вообще не на службе? В идеале все граждане государства должны составлять единый механизм, с помощью которого он функционирует. Но это в идеале, а в реальности у механизма всегда оказывается значительное количество лишних, а то и вредных деталей.

На этот счет у Волдыря существовало несколько интересных идей, и к нему склонны были прислушиваться, хотя чисто по-человечески этот толстый и плешивый, несмотря на молодость, пандеец мало кому был симпатичен. Но они все — и Канцлер в первую очередь — научились отделять личные симпатии и антипатии от работы на благо государства.

Для начала, полагал Канцлер, нужно установить, какая деталь в механизме государства является полезной, а без какой можно обойтись. Поэтому подвергать ликвидации всех нейтралов нельзя. Полезных специалистов нужно сохранять, и, массаракш, если следовать логике, мы сами и являемся такими полезными специалистами.

Была еще причина, о которой вслух говорить не хотелось… но Канцлер не был уверен, что об этом думает только он. Нам нужен собственный ресурс. Ясно, что некоторые среди нас воспринимают наличие подобных нам как угрозу собственному существованию. Были бы мы единственными и избранными… а так — незаменимых нет. И это верно, дорогие соратники. Неизвестно, до каких пор в этом ресурсе будет сохраняться необходимость… но пока что он нужен.