Читать книгу "Бункер - Сергей Зверев"

Однако сдаваться я не намерен. «Лучше разодрать плечи до костей и умереть от потери крови, чем прекратить сопротивление и задохнуться в проклятой кишке», – решил я и принялся за дело с новой силой.

Исполнив серию неистовых телодвижений, я окончательно порвал верхнюю часть костюма. Как ни странно, но это «несчастье» подкинуло ценную идею.

Согнув правую руку, я дотянулся до плеча, уцепил кусок протертого об песчаник неопрена и хорошенько дернул. Первая попытка не увенчалась успехом, зато после второй послышался треск рвущегося материала. Неопрен был чертовски крепок, но я не отступал…

Боже, как в эти секунды не хватало ножа! Он висел на ремешках вдоль правого бедра, и я физически не мог до него добраться. Апосему, сбивая в кровь пальцы и ногти, тянул и рвал чертов неопрен. Тянул и рвал. Тянул и рвал…

Счет времени потерялся. Единственное, на что я обращал внимание– шкала манометра и ползшая по красному сектору стрелка. Полагаю, в неистовой борьбе прошло несколько драгоценных минут, и когда я вырвал последний лоскут материала с правого плеча, то почувствовал относительную свободу. Относительную, потому что полсантиметра слева и столько же справа– не слишком-то много.

И все же эта незначительная величина, на которую я резко «похудел», позволила немного продвинуться назад. Как же я был счастлив, когда, отталкиваясь ладонями, почувствовал нестерпимую боль в плечах, раздираемых о шершавый песчаник!

После первой попытки западня отпустила меня сантиметров на пять. Вторая прибавила еще десять. Наконец третья подарила полную свободу.

Да, я испытывал невероятную радость, однако ликовать было рано. Черная стрелка приближалась к нулю шкалы манометра, а до выхода оставалось не менее ста пятидесяти метров.

Много. Чертовски много!

* * *

Я упорно не поддаюсь эмоциям: не ликую, не строю иллюзий. Ведь до того как застрять в узкости пещеры, мне пришлось размотать стометровую нейлоновую нить. Потом, бросив катушку, проплыл еще около полусотни метров.

Катушку я отыскал, значит, треть пути позади. Ярко-белая нить стелется по-над бурым песчаником– ее отлично видно, и я плыву, ориентируясь по ней. Но до спасительного выхода далеко. Очень далеко. Агаза в баллоне с каждым вдохом остается все меньше.

Я специально не увеличиваю темпа движения. Это бессмысленно, ибо даже начинающему дайверу известно: чем интенсивнее работают мышцы, тем больше им требуется кислорода. Палка о двух концах. Поэтому в подобных ситуациях следует выбирать «крейсерский» режим– максимальное расстояние при минимальном расходе «топлива».

До выхода приблизительно восемьдесят метров.

Через каждые десяток метров на нити связаны узелки. Это сделано специально: отсчитывая их, удобнее контролировать оставшееся расстояние. Ксожалению, не до узелков– я кошу взгляд на нить исключительно ради общего направления. Ведь кое-где в пещере попадались аппендиксы тупиковых ответвлений и впопыхах можно свернуть не туда.

Позади еще двадцать метров. Ив баллоне кончается воздух.

Мне знакомо это неприятное ощущение, когда работающие подобно кузнечным мехам легкие внезапно недополучают требуемого объема смеси. Икаждый вдох недополучает ее все больше и больше. Агония умирающего баллона длится недолго– через три-четыре вдоха пустую железяку лучше выбросить. Чтоб не мешала бороться за жизнь. Или не послужила позорным обелиском после смерти.

Забрав из баллона последние литры смеси, выплевываю загубник и бросаю акваланг. До выхода остается метров пятьдесят.

Мои натренированные легкие позволяют задерживать дыхание до четырех минут. Четыре минуты– очень неплохо для статичного пребывания под водой. Но я работаю конечностями, изрядно напрягая мышцы, и расходую драгоценную энергию. Стало быть, продержусь без воздуха минуты две– не дольше.

В бассейне нашей тренировочной базы мне удавалось проходить стометровку ровно за одну минуту. Отличный результат, которому порадовался бы тренер сборной любой страны. Да вот незадача– здесь не бассейн и я плыву не по ровной дорожке. Здесь узкая, петляющая во всех направлениях нора, не позволяющая набрать скорость. Это во-первых. Аво-вторых, мне не хватает свежести– слишком много сил потрачено для освобождения из пленившей западни.

В глазах появляются радужные круги– первый признак кислородного голодания.

Сколько осталось до выхода? Метров пятнадцать? Или двадцать?..

Экономлю силы и оставшийся в легких кислород: оттолкнувшись от воды, вытягиваюсь и плыву по инерции…

* * *

Голову пронзала острая боль, а в глазах все затуманилось, когда впереди как будто замаячило желтое пятно. Ясделал последнее отчаянное движение конечностями, устремившись к пятну, и, кажется, окончательно потерял сознание.

Очнулся после того, как кто-то совал в мой рот загубник. Видимо, я до последнего момента плотно сжимал губы, не позволяя грудным мышцам сделать непроизвольный вдох и наполнить легкие водой. Схватив зубами резинку, я жадно вобрал в себя дыхательную смесь, выдохнул и снова набрал…

По мере прочищения легких сознание возвращалось. Хотя голова продолжала звенеть, как шаманский колокол.

Подняв фонарь, я увидел перед собой Георгия. Мы находились метрах в пяти от выхода из пещеры. Вероятно, увидев меня, он почуял неладное и рванул навстречу. Асейчас, задержав дыхание и отдав свой загубник, волок меня в сторону реки.

Настраивая резкость зрения, я с трудом различал стены из темно-коричневого песчаника, заиленные края ямы, мутную зеленоватую воду…

Окончательно сознание вернулось, когда мы всплыли на поверхность.

Господи, каким же чистым, свежим и насыщенным кислородом показался мне здешний воздух! Как же легко дышалось над водной гладью!..

– Живой? – поинтересовался Жора.

Прополоскав водичкой рот, я ответил вопросом на вопрос:

– Ты когда-нибудь бывал в недельных запоях?

– Нет.

– И я не запойный. Но впечатление такое, что бухал ровно семь дней.

– О чем это вы там? – послышался из темноты знакомый голос.

Мы посветили фонарями в сторону вопрошавшего и заметили в десятке метров качавшийся на волнах современный скоростной катер. Держась за бортовой поручень, на его палубе стоял Горчаков.

– Да так… – поплыли мы к маломерному судну, – обсуждаем, как долго и с каким размахом будем отмечать увольнение в запас.

– Шутить изволите? – помогает он подняться нам на борт. Увидев мой разорванный в клочья костюм, а также содранную на плечах кожу с кровоподтеками, удивленно вскидывает брови – Кто тебя так, Женя?!

– Не кто, а что, – ворчу, освобождаясь от неопреновых лохмотьев. Сейчас расскажу…

* * *

Помимо генерала на борту катера два молодых парня в штатском: один занимает капитанское кресло, второй обложился портативными радиостанциями, мобильными телефонами и приглушенным голосом ведет переговоры.