Читать книгу "Пир во время чумы - Николай Леонов"

Сейчас сыщик пытался разгадать мысли Мефодия, возможно, от этого зависело многое – и его собственная жизнь, и жизнь Стаса, и успех всего дела.

– Машину с парнями я вам дам, в самолет вас погрузят, а в Москве замочат, – сказал Мефодий.

Вор явно пытался скрыть свои мысли. Его абсолютно не волновала судьба двух ментов. Спецслужба получит все, что желает: убийц, стволы и письмо. Оставит Котунь, Мефодия и его гнездо в покое. Вор торопился, потому врал неумело, понял сыщик. Что же он, старый черт, задумал? Уйдет, посчитаем. Вслух сказал:

– Ты, мил человек, письмишко-то отдай. Оно тебе абсолютно ни к чему.

– Верно, – согласился Мефодий и достал из кармана конверт.

Гуров одним глазом просмотрел записку высокого чиновника, подумал, что почерк, конечно, доказательство, только неизвестно чего. Для прокуратуры и суда – просто бумажка, но промолчал, убрал конверт под подушку, не удержался и все-таки буркнул:

– Что со мной сделают в Москве, тебя сильно волнует. Узнаешь, что схоронили, выпьешь лишний стакан самогона.

– И не один, – уточнил Мефодий и встал. – Так завтра я пришлю за вами.

– Нет. Стволы и убийц заберет у тебя сегодня мой помощник, остальное тебя не касается, – ответил сыщик.

– Как желаешь. – Мефодий молча вышел.

Гуров закрыл глаз, сквозь дрему анализировал события. С телеграфа он позвонил помощнику думского лидера и отменил всю затею с телевизионной съемкой. Парень вздохнул облегченно и повесил трубку. Сыщик тоже почувствовал облегчение. Задуманная инсценировка была громоздкой, фальшивой, а главное, непредсказуемой. Штатские высокопоставленные лица вообще могли отказаться от интервью, могли опоздать, и вообще всю эту показуху он придумал от безысходности. Нет, и слава богу. Затем Гуров коротко переговорил с Орловым – здесь все было ясно, четко.

Он отказался от машины сопровождения, предложенной Мефодием. Совершенно правильно сделал, хотя и невозможно представить, какую подлость может выкинуть вор на территории своего города. Избегай ставить себя на место другого человека. Ты, сыщик, представить не можешь, а вор в законе очень даже может. Машины ночью не будет – придется снова обращаться к Буничу.

Явился Стас и прервал размышления Гурова.

– Наш арестант чуть не помер. Врач сказал, еще бы сутки – общее заражение крови, и конец.

– Спасибо, успокоил, – проговорил Гуров. – Тебе придется ехать к Мефодию, брать у него убийц и стволы. Теоретически все должно пройти нормально. Однако теория хороша в науке и порой никуда не годится в реальной жизни. Ты боялся за меня, теперь я буду волноваться за тебя. Обсуди с Сильвером, куда спрятать бандитов до утра, он мужик хитрый, чего-нибудь подскажет. Самое простое решение сегодня – давно забытое старое. Потому подмешай в водку немецкое снотворное, что у тебя в скляночке. Водку дай, только когда доставишь на место.

– Лев Иванович, будь другом, научи пользоваться носовым платком, – попросил Станислав.

– Сам дурак, – огрызнулся Гуров. – За мной приедешь, когда стемнеет. Все перевозки закончи засветло.

– Так я пойду, – сказал Стас, не двигаясь с места. И, словно оправдываясь, что уходит и оставляет друга, начал объяснять: – Если дела с Мефодием следует закончить засветло, нужно торопиться. Заскочить к Сильверу, решить, где поместить убийц. На базар с Мефодием какое-то время уйдет, затем обратный переезд. А после пяти вернусь сюда.

– Ты еще здесь? – сонно спросил Гуров. – Стас, ты мне друг, но я от тебя порядком устал. Удачи тебе, и двигай.

Станислав кивнул и молча вышел. Гуров повернулся на бок, лицом к двери, передвинул лежавший под подушкой «вальтер», закрыл глаз и, стараясь не заснуть, начал, как он это называл про себя, «философствовать». Он любил порой задавать себе вопросы, на которые у него не имелось ответов.

Например, почему разумный человек осознанно рискует жизнью? Сыщика всегда раздражало, когда в случаях убийства персон известных, в прессе поднималась шумиха. Многие люди искренне переживали, плакали на похоронах. Погибший человек – исчезнувший мир. А он не бывает маленьким или большим, он МИР. Если оценивать людей по их званиям и рангам, то их смерть можно свести к некоему фарсу. Убит солдат – люди вздохнули, лейтенант – одна слезинка, капитан – две, генерал – десять, далее по нарастающей. Суматоха во власти. Может, они не о погибшем переживают, просто начинают догадываться, что тоже смертны? Если убили депутата или министра, то недалеко и до премьера, а там и до Самого. Потому он и берет на контроль, чувствует холодок. Хотя его контроль профессионалам лишь мешает.

И он, сыщик, лезет в пекло не из-за личности убитой и уж совсем не из стремления отличиться. Такой мотив существовал, давно исчез, испарился. Тогда почему? Честь Родины? Частично. Долг? Так он есть или его нет. Не имеет значения, кого убили. Преступника необходимо разыскать, что получается далеко не всегда. Не надо заниматься самообманом: сегодня он, Гуров, лезет, подставляет себя так, как не стал бы подставлять, если бы убили учительницу. Стыдно? Но так оно и есть. Тогда в чем дело? Заказные убийства почти не раскрываются, можно назвать десятки погибших знаменитостей, дела которых покоятся в сейфах прокуратуры и милиции, поверх них ложатся новые дела. Он, сыщик, убежден, что в нераскрытых делах виноваты не только следователи и розыскники, виноваты либо олигархи, либо чиновники, стоящие у трона. А люди видят причину зла лишь в исполнителях закона, обвиняют их в халатности, взяточничестве, непрофессионализме.

Сегодня он валяется здесь, греет под подушкой никчемное письмо, гладит пистолет, но все это потому, что он отчаянно стремится доказать: да, следователи и сыщики несовершенны, они люди и ошибаются как все люди. Но главная причина не в них, она лежит в иной плоскости. Чем значимее личность убитого, тем выше барьер, за который не пускают профессионалов. А он, сыщик Гуров, пройдет. Тут и тщеславие, что греха таить, но больше стремление защитить честь мундира. Хорошо, конечно, если убийство поднимет он сам, но Гуров с радостью бы отдал дело в руки любого служивого, лишь бы на нем были ментовские погоны.

Он понимал – опасность минимальна, но спать все равно нельзя. Знать и хотеть человеку не запрещено, однако его внутренний резерв сил не беспределен. Постоянное нервное напряжение последних дней постепенно побеждало. Он заснул.

Гуров проснулся мгновенно, сознание включилось так быстро и четко, что он получил сигнал не открывать единственный глаз, не шевелиться. Легкий ветерок коснулся лица, ясно, дверь в палату открыта. Он чмокнул губами, чуть приподнял ресницы, в палате было уже темно, дверной проем светился, в нем стояла медсестра и что-то держала в руках. Женщина не станет стрелять, у нее имеется другое – «нужная» микстура или шприц.

Сыщик открыл глаза, потянулся.

– Как жизнь, генерал? – спросила сестра, входя в палату. – Скучаете? Нам коечка необходима.

– Так в чем вопрос? – Гуров сел, незаметно убрал из-под подушки пистолет и письмо. – Принесите мне брюки, ботинки, можно пиджак, даже куртку.