Читать книгу "Ведьма с Портобелло - Пауло Коэльо"

И сегодня, когда мы занимались любовью, когдая выкладывалась полностью и чувствовала, что и ты стараешься изо всех сил, явдруг поняла, что старания эти мне больше не интересны. Я проведу с тобой ночь,а утром уйду. Мое таинство – театр, там я смогу выразить и развить то, чтохочу.

Я чувствовал жгучее раскаянье – за то, чтоотправился в Трансильванию и там столкнулся с женщиной, вполне способнойразрушить мою жизнь, что собрал первую «группу», что в ресторане признался влюбви. В эту минуту я ненавидел Афину.

– Знаю, что ты сейчас думаешь, – произнеслаАндреа. – Что твоя подруга основательно промыла мне мозги. Но ты ошибаешься.

– Я – мужчина, хоть сегодня в постели вел себякак женщина. Я – представитель вымирающего племени, потому что редко встречаютаких, как я. Немногие бы пошли на такой риск.

– Не сомневаюсь, и это лишь усиливает моевосхищение. Но неужели ты не спросишь меня, кто я такая, чего хочу, чегодомогаюсь?

Я спросил.

– Хочу сразу всего. Хочу зверства и нежности.Хочу тревожить соседей, а потом пытаться успокоить их. И женщины в постели мнене нужны. Нужны мужчины, настоящие мужчины – такие, как ты, например. Пустьлюбят меня или пользуются мной, это не имеет значения – моя любовь большеэтого. Хочу любить свободно и позволять всем, кто вокруг, вести себя так же.

И наконец: я говорила с Афиной только о техпростых вещах, которые высвобождают подавленную энергию. Это – секс, например.А можно просто идти, по улице, повторяя: «Я – здесь и сейчас». Ничегоособенного у нас с ней не было, никаких тайных ритуалов… Более или менеенеобычно в нашей встрече было лишь то, что обе мы были голые. Отныне мы будемвидеться с нею по понедельникам, и если мне захочется что-нибудь сказать, ясделаю это лишь после сеанса, ибо вовсе не набиваюсь ей в подруги.

И точно так же она, когда захочетпооткровенничать, отправится в Шотландию к этой своей Эдде, которую, судя повсему, ты тоже знаешь, хоть никогда про нее не рассказывал мне.

– Да я ее и не помню!

Я почувствовал – Андреа понемногууспокаивается. Она сварила кофе, и мы выпили по чашке. Вновь стала улыбаться, вподробностях расспрашивать о моем повышении, сказала, что ее беспокоят этисборища по понедельникам, потому что утром узнала, что друзья друзей собираютсяпривести своих друзей, а помещение – небольшое. С неимоверным трудом мнеудалось притвориться, что все это было всего лишь приступом ревности, нервнымсрывом или проявлением предменструального синдрома.

Я обнял ее, она прижалась к моему плечу, и,несмотря на усталость, я дождался, когда она уснет. Мне ничего не снилось в туночь, и никакие предчувствия меня не томили.

А когда проснулся утром, увидел – вещей еенет, ключ лежит на столе, прощальной записки не оставлено.

Дейдра О'Нил, она же Эдда

Не счесть историй о ведьмах и феях, осверхъестественных способностях и паранормальных явлениях, о детях, одержимыхзлыми духами. Не счесть фильмов, где показаны обряды и ритуалы, где звучатзаклинания, где мелькают мечи и пентаграммы. Ну и ладно, пусть работаетвоображение, пусть эти этапы будут пройдены, а тот, кто пройдет через них и недаст себя обмануть, в конце концов непременно вступит в контакт с Традицией.

А истинная Традиция такова: учитель никогда неговорит ученику, что тот должен делать. Они всего лишь попутчики, испытывающиеодно и то же сложное чувство «отстранения» при виде постоянно меняющихсявпечатлений, раздвигающихся горизонтов, закрывающихся дверей, рек, которыеиногда, кажется, перерезают дорогу. Только не всегда их надо переплывать –порою можно двинуться и по течению.

Между учителем и учеником одно отличие: первыйбоится чуть меньше, чем второй. И когда они садятся за стол или к костру, чтобыпоговорить, более опытный предлагает: «Почему бы не сделать так и так?» Онникогда не скажет: «Иди туда-то и придешь туда, куда я пришел», ибо знает – нетдвух схожих дорог, нет двух одинаковых судеб.

Настоящий учитель пробуждает в ученикесмелость нарушить равновесие его мира, хотя он и сам опасается того, что ужеповстречал на своем пути, и еще больше – того, что ждет за первым поворотом.

Когда-то в пылу воодушевления, столь присущегоюности, я, едва окончив медицинский факультет, отправилась в Румынию в надеждепомочь ближнему. Все это происходило в рамках какой-то правительственнойпрограммы. Чемоданы мои были набиты медикаментами, а голова – благороднейшимипредставлениями о том, как нужно вести себя людям, что необходимо для счастья,какие мечты следует лелеять в душе, не давая им угаснуть, и как именно должныразвиваться отношения между людьми. Я прилетела в Бухарест – столицу страны,которой правил кровавый маньяк, – а оттуда отправилась в Трансильванию проводитьмассовую вакцинацию жителей.

Где мне было понимать тогда, что я была лишьпешкой в замысловатой шахматной партии, что невидимые руки манипулировали мноюи моими идеалами, а высокие и благородные побуждения имели низменную подоплеку.Гуманизм объяснялся очень просто – укрепить правительство, возглавляемое сыномдиктатора, и проникнуть на рынок оружия, где безраздельно господствовалСоветский Союз.

Благие намерения разлетелись в пыль, когда ястала замечать, что вакцины просто-напросто не хватает, а в регионесвирепствуют другие болезни. Одну за другой я слала просьбы о помощи, но помощине получала – мне отвечали, что меня не должно беспокоить ничего, кроме моихнепосредственных обязанностей.

В постоянном чувстве беспомощности, кипя отвозмущения, я видела вблизи ужасающую нищету и могла бы сделать многое, если бымне прислали хоть немного денег, – но результаты не интересовали никого.Британское правительство хотело только статей в газетах, после чего можно былосказать избирателям, что оно направляет гуманитарные миссии в различные точкиземного шара. Намерения у них были самые добрые, но, разумеется, – не в ущербэкспорту оружия.

В отчаянье и недоумении – что же это за чертовмир? – я ушла в заснеженный лес, изрыгая хулу на Господа, так несправедливоустроившего все. И когда присела у подножья дуба, ко мне приблизился мойхранитель. Сказал, что замерзну, а я ответила, что, как медик, знаю пределычеловеческой выносливости и, почувствовав, что приближаюсь к ним, вернусь влагерь. Спросила, что он делает здесь?

– Разговариваю с женщиной, которая слушаетменя, в мире, где все мужчины глухи.