Читать книгу "Профессиональное убийство - Энтони Гилберт"

Внизу Грэм написал тонкими черными буквами: «По крайней мере поставьте мне в заслугу, что я спас для вас Фэнни».

Чтение этого поразительного письма заняло много времени. Я не ощущал ничего, кроме облегчения. До этой минуты я боялся, что дело примет плохой оборот, несмотря на все мои усилия.

— Теперь Фэнни должны освободить! — воскликнул я.

Сержант отрывисто произнес:

— Возможно.

— Возьми себя в руки, приятель, — сказал Крук. — Вот наконец труп, от которого тебе будет какая-то польза.

Вскоре мы расстались: Круку требовалось встретиться с кем-то еще.

— Ты такой же, как все остальные, — с усмешкой произнес он. — Удивляешься, что у меня есть и другие клиенты.

Я отправился домой и стал бродить по комнате. Позвонил Паркинсону, сообщил ему новости.

— Господи! Грэм! — крикнул он. — Вот на кого никак нельзя было подумать. — А потом добавил со смешком: — Хотел бы я посмотреть, как он взбирается по столбу веранды.

Я не мог думать ни о ком, кроме Фэнни. Задавался вопросом, когда ее выпустят. И около шести часов после бесконечно тянувшегося дня позвонил Круку.

— Ее выпустят сегодня вечером? — спросил я.

— Не будь наивным, — ответил тот. — Она совершила преступление.

Я был потрясен. Мне это не приходило в голову.

— Она соучастница в убийстве, — напомнил Крук. — Это ей не сойдет с рук.

— Значит, ее все равно будут судить?

— Да.

— И какой приговор ей вынесут?

— Спроси судью. Честно говоря, я не знаю. Жизнь у нее была не сахар — думаю, она легко отделается.

Я возмущенно сказал:

— В суде сочтут, что она была любовницей Грэма.

— Сомневаюсь, что это ее очень обеспокоит.

Через час Крук позвонил мне.

— Знаешь, — произнес он, — ситуация изменилась. Полагаю, ты не убивал Грэма и не писал письма от его имени?

— Нет, — ответил я. — И Рубинштейна не убивал тоже. А что случилось?

— Я только что встречался с человеком, угощавшим твою красотку Фэнни кофе и бутербродами с колбасой вечером шестого января в десять сорок.

Глава двадцатая

Я поражен — точнее выразиться не могу.

Мистер Пегготти

Древние, изображавшие судьбу женщиной, были правы. Она изобретательна, ужасна, насмешлива и совершенно бессовестна. Мы трудились не одну неделю, чтобы избавить Фэнни от страшного обвинения в убийстве. Наконец преуспели в этом, и через несколько часов судьба выкладывает козырь, который прятала все эти недели в рукаве, в лице мелкого круглолицего ничтожества по фамилии Блай. Тот накануне выписался из больницы и впервые осознал значительность собственного существования.

Едва расставшись с Фэнни, Блай ухитрился попасть под грузовик, и «очень жаль, что остался в живых», злобно заметил я. Этот тип был сильно покалечен — он застенчиво объяснял, что разум его был переполнен воспоминаниями о Фэнни, и он забыл, что каждая лондонская улица может представлять собой смертельную угрозу даже в воскресный вечер. Поэтому ринулся под колеса грузовика, и то, что от него осталось, отправили в Вестминстерскую больницу. Там он долгое время не проявлял никакого интереса к жизни и напрочь забыл о Фэнни, но сообщение в вечерней прессе о самоубийстве Грэма пробудило в нем воспоминание. Видимо, Блай позвонил в редакцию газеты, из которой узнал эту новость; в течение нескольких дней он был самым популярным человеком у полицейских и газетчиков. Те предлагали ему интервью и выступления в мюзик-холле, хотя, вероятно, он не мог стоять на одной ноге более пяти секунд. Несчастный случай придал показаниям Блая такую ценность, какой иначе они не могли получить. Полицейские донесения свидетельствовали, что машина сбила его в одиннадцать без одной минуты, то есть за четыре минуты до того, как второй поезд, на котором могла ехать Фэнни, прибыл на вокзал.

Теперь у нас имелись две неоспоримые альтернативы, согласовать которые было невозможно. Если сообщения Блая достоверны, то Фэнни никак не могла сесть на поезд в шесть двадцать восемь, и в таком случае Блай не мог ее угощать. И наоборот, если Блай угощал ее, она не могла быть причастна к смерти Рубинштейна. Грэм был мертв и оставил такое признание, что на Блае лежало бремя доказывания правдивости его показаний.

— И я очень надеюсь, что он сможет доказать, — сказал мне Крук. — Иначе создастся впечатление, что мы подкупили его, чтобы помочь Фэнни.

Но Блай полностью доказал их правдивость. Полицейские работали над его показаниями; он почему-то не особенно нравился им; мне он тоже не нравился, если на то пошло. Это был хвастливый, важничающий, ничтожный тип, преисполненный сознания собственной значимости и совершенно равнодушный к тому, повесят Фэнни или нет. Ему заявили: то, что он помнит название фильма, который смотрел, имя главного персонажа, даже тот факт, что он потом угощал молодую женщину, не доказывает, что он находился в кино именно в это время и женщина, которую он угощал, была Фэнни.

— А что скажете об этом? — протянул Блай и показал серьгу с круглой жемчужиной, вставленной в своеобразный золотой зажим. — В тот вечер, когда эта женщина ушла, я нашел сережку под ее стулом. Обратил внимание, что в ушах у нее серьги с крупными жемчужинами, и хотел догнать ее, спросить: неужели ей эта сережка больше не нужна? Но меня остановил бармен, он желал получить деньги. Когда я оплатил счет, эта женщина скрылась. Я вышел на улицу и увидел ее на противоположном тротуаре. Двинулся к ней, попал под грузовик, вот и все.

Полицейские холодно заметили, что серьги с большими жемчужинами так же обычны, как мухи в июле, но это им не помогло. Такая же сережка была обнаружена среди украшений Фэнни, и она опознала пропавшую, как только увидела. Оправу она описала так скрупулезно, что полицейские смогли лишь возразить, что это не единственная жемчужная сережка в Лондоне. Однако ювелир, оправлявший жемчужины, хорошо их помнил. Оправа была очень необычной, и он сделал особое изменение по просьбе Фэнни, которая жаловалась, что они не очень удобные. Он был готов явиться в суд и дать показания. Полицейские нехотя приняли его версию, что тут же заставило их задуматься над версией Грэма. Если Фэнни не имела никакого отношения к смерти Рубинштейна, с какой стати Грэму лгать? Если у него имелся сообщник, то почему не назвать его? Он определенно дал нам понять, что загадочный Рэнделл не был причастен к убийству. Все, что Грэм писал, не могло повредить ему, он уходил из жизни до того, как это признание стало достоянием общества. Существовал лишь один ответ, не противоречащий фактам, и вскоре его давали все мы.

— Надеюсь, ты доволен, — сказал я Круку. — Наконец-то получил загадочное убийство.

— Убийство не убийство, пока оно не доказано, — возразил он.

Я заметил, что доказательство не заставит себя долго ждать.