Читать книгу "Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич"

– Э-ге-гей! – кричу. – Тетки! Звоните в реанимацию, скажите, что везем тяжёлого больного. Снимки и анализы – всё делаем там!

– П. К.! – орет мне вслед Фима. – Вы в курсе, что томограф не работает?!

Еще как в курсе!

В реанимации окулист нашел у больного выраженный застой на глазном дне. Приехали! Чем болеет пациент? Томографа – нет. Как ни крути, получается, что надо делать ангиографию. На ней-то больной и помрет!

Звоню на мобильник В. К. «Абонент недоступен!» – сообщила мне девушка из МТС.

II

Добежал до кабинета В. К. Сидит за столом, но коньяк отставил и не читает. На столе перед ним лежит разобранный мобильник:

– Слушай! – говорит мне В. К. – Третий мобильник за две недели ломается. И часы – тоже! Швейцарские, понимаешь ли, часы. Десять лет гарантии, а в понедельник встали, и никто их чинить не берется! Ты больного-то бери в операционную…

– ?????!!!!

– А ко мне его жена заходила. Она тебя искала, но ты чем-то занят был… ЭХО свое дурацкое, наверное, делал. Эта жена вот что мне рассказала.

Муж болеет два года. Началось все с подергивания правой руки. Потом появились утренние головные боли. Анальгетики эту боль не снимали. Потом стал плохо говорить. Сам это понимал и старался молчать. «Моторная афазия» это называется, если ты такие слова вообще знаешь…

В. К. пошарил рукой под столом, достал початую бутылку коньяка. Налил до краев стакан в подстаканнике. У меня сразу спокойнее стало на душе.

Помешав в стакане ложечкой и отхлебнув, В. К. продолжил:

– А потом его стали бить судороги. Начинались они с подергивания правой руки, затем больной терял сознание и развивались тонико-клонические генерализованые судороги с поворотом головы и глазных яблок влево. После судорог – слабость в правых конечностях: не мог поднять руку и «не работала» правая нога. Через двадцать – двадцать пять минут парез этот – проходил. На глазном дне что? Застой? Вот и бери больного в операционную. Менингиома[36]у него. Давит на задненижние отделы левой лобной доли головного мозга.

Он ведь правша? Правша! Вот и страдает у него центр моторной речи Брока в левой лобной доле. Тут же рядом – центры для правой руки. Вот тебе и судороги в ней и парезы после судорог! Во время судорог он «смотрит на очаг»: поворот головы и глаз влево. А менингиома – потому что течение болезни длительное и на кору давить так может только она, родимая.

III

Распилил я больному череп, где было велено, и тут же нашел розово-серую опухоль. Круглая такая, шесть сантиметров в диаметре. Легко удалилась. Больной быстро пришел в себя и после операции стал себя чувствовать заметно лучше. На радостях я, сдав смену Жетымову, выпил с В. К. Потом к нам присоединился Иван, пришедший на воскресный обход.

Тут нас в назидание потомкам сфотографировала жена В. К. Грозилась отослать снимок в облздравотдел. Сказала: «Ваше пьянство переходит все границы».

– Что оно, шпион, наше пьянство, что ли? Чтобы границы, понимаешь, переходить?! – загоготал В. К. – Нет, Риммуля, я с тобой определенно разведусь. Ты не знаешь, где мой паспорт?

А через неделю В. К. умер.

Ровно через три года нелепо погиб Иван.

Прошло еще почти три года, и стал болеть Жетымов.

С тревогой слежу за его здоровьем, потому что, если вы помните, четвертым на той фотографии сижу я.

Anamnesis vitae

Насмотревшись фильмов о докторе Хаусе, многие пребывают в заблуждении, что главный фокус медицины – это постановка правильного диагноза. Во-первых, почему именно «правильного»? В медицине, как нигде, верен тот постулат, что лучше принять неправильное решение, чем не принимать никакого. А во-вторых, ставить диагнозы, как говорить правду, – легко и приятно.

Чтобы поставить диагноз неправильно, надо иметь особый талант и премного постараться: сделать МРТ и КТ всех любопытных мест больного, рентгеновские снимки от головы до пят, анализы всех биожидкостей, пригласить пяток-другой консультантов…

Сам черт потом во всем этом не разберется! Вот тут-то и появляются ошибочные диагнозы.

Двадцать пятый кадр

Кадры для плановой нейрохирургии мы куем из дежурантов-нейротравматологов. За последние пять лет – ничего приличного не наковали. Дежуранты приходят и уходят, а нейрохирургия пребывает вовеки и стареет без притока свежей крови. В течение полугода уволили троих.

Совпало так, что у всех троих фамилии начинались на букву «С» и все трое – хохлы.

С1 – огромный и седой, хотя молод. Отсидел три года за драку. Ко всем обращается на «ты». Говорит громко и не терпит возражений и критики своих действий. Профессионален и ответственен. С женщинами – прост и использует их по прямому (как он выражается) назначению.

Как-то поздно вечером зашел я в одну из смотровых приемного отделения. С1 сидел за столом и лопал из литровой банки, обернутой газетой, остро пахнущие перцем и уксусом, пельмени. Перед ним вытянулась по стойке «смирно» тетка в широкоплечем пальто, а С1 ее распекал:

– Сколько раз тебе говорил – не хуй шляться ко мне на работу! Чё, не врубаешься?

Через неделю С1 пожаловался мне, показывая жетоны от вокзальной камеры хранения:

– Вот ведь блядь! Пока я был на работе, сдала все мое барахло в камеру хранения и сменила замок!

Три дня С1 жил в отделении, пока не нашел себе новую кормящую грудь.

Уволили С1 за избиение замглавврача по хирургии. (За что я его не осуждаю: сам бы побил, но давлю сердечные порывы.)

На мой вопрос:

– Куда ты теперь?

Ответствовал:

– Что-то на море хочется. Поеду в Геленджик.

– А жить где, работать?

– Делов-то! Подженюсь на какой-нибудь врачихе.

Другой дежурант (С2) был кандидатом мед. наук и обладал голосом Сиплого из «Оптимистической трагедии», но с одесским акцентом. Мне все время казалось, что он валяет дурака.

На этого с первого дежурства стали жаловаться операционные сестры и ассистенты: С2 бил их по рукам инструментами, швырял плохие зажимы и неисправные иглодержатели в операционных сестер. Не попал ни разу, но воплей и соплей после каждой операции было много.

Сестер я как мог утешал: «Да я тебя, родная, и сам бы убил». Ассистенты были настойчивее и требовали крови С2. Все разрешилось достаточно быстро: С2 насажал синяков на предплечья дочурке нашего министра здравоохранения и был уволен.

Совсем недавно ушел от нас третий дежурант (С3), вежливый, холеный мальчик. На первое свое дежурство он пришел не в 16.00, а в час ночи совершенно пьяным, надел халат и лег спать в кабинете невролога. Проснулся в пять, потребовал у дежурной операционной сестры спирту, выпил его миллилитров сто (если сестра не врет) и убыл в неизвестном направлении.