Читать книгу "В Дикой земле - Илья Олегович Крымов"

объединяющая народы всех мыслимых форм в едином стремлении к славному и светлому будущему. Но один человек не может, не желает принимать такого уклада. Он движим жаждой всё это изничтожить, чтобы самому властвовать и владеть просторами поднебесного мира. И сколь сильны бы ни были наши Господа, в этот раз без помощи им не выстоять. Поэтому через меня, своего скромного слугу, они взывают к тебе о помощи.

— Ко мне? Но почему?

Незнакомец сорвал с дерева, росшего под дворцовой стеной, крупный продолговатый плод с шипами, легко разломил его, с хрустом освобождая дивный аромат и благоуханье, предложил половину Тобиусу.

— Потому что у тебя есть шанс одолеть зло. Небольшой, но есть. У других шанса противостоять Узурпатору нет, но у тебя есть.

Волшебник не донёс дар до рта, в сомнении скривил губы, нахмурился.

— Вы говорите о судьбе? О предназначении? Я не верю в подоб…

— Нет же, — поспешно воздел раскрытую ладонь незнакомец, — Господа не верят в предназначение! Господа не верят в избранность, о странник. Господа верят в шанс.

— Не понимаю.

— Здесь, — рука остроухого медленно протянулась к голове Тобиуса, замерла на пару мгновений, словно её хозяин спрашивал разрешения, и коснулась волос на темени, — здесь лежит отметина. Удар, нанесённый клинком Владыки Хаоса и Повелителя Рока, уже подрубил твою Путеводную Нить по воле древних и пагубных сил, прислужников Узурпатора. Сам ты этого можешь не помнить, или не понимать…

— Король Дикой Охоты.

Благостная расслабленность, тёплым туманом заполнявшая часть его естества, рассеялась на миг, позволяя проявиться образу из недалёкого прошлого, и серый маг как наяву узрел пред собою закованного в древние латы всадника, верхом на мёртвом коне, узрел оправленный в обруч короны расколотый череп и страшный меч, воздетый над тем венцом.

— Я помню его.

По лицу незнакомца скользнуло искреннее беспокойство.

— И верно, это тоже его имя, и оно, и тысячи иных в разные эпохи в разных частях мира или миров. Хаос Непредсказуемый, Рок Неотвратимый, не кто-то он, но что-то, явление, поглотившее многих великих, сделавшее их частью себя самого. Ему указали на тебя, о странник, и Король подсёк Нить у корня.

Глаза мага всё сильнее чесались, и он всё сильнее тёр их. При этом, слушая, Тобиус думал, что его, наверное, всё это должно было волновать не в пример сильнее. Волнений не было однако, лишь небольшое и неясное беспокойство.

— И что это значит?

— Что жизнь твоя оборвётся раньше положенного. Повреждённая Нить ослабнет, истончится, и ты погибнешь какой-нибудь страшной смертью. Поверь мне, о странник, я знаю. Они, слуги Узурпатора, его миньоны, развлекаются этим испокон веку, коверкают жизни смертных, вовлекая их в свою игру, те погибают, перерождаются в марионетки, а потом погибают вновь.

— Не понимаю, зачем?

Незнакомец вздохнул:

— Ради игры, которую они ведут на потеху своему властелину. В ней нужны не обычные фигурки, а особые. Игра сложна и жестока, не всякая фигурка имеет даже малый шанс дойти до конца игровой доски.

— Чтобы сделать такую фигурку, они…

— Ломают судьбы. Ты, о странник, не проживёшь спокойную долгую жизнь, которую мог бы прожить, их затея наверняка обернётся для тебя великой утратой и великой мукой, ты познаешь страх, разочарование, ненависть и смерть, отдашь всё, чем дорожил когда-либо. Так было с многими до тебя, но после тебя иных таких не будет. Время игры выходит наконец-то…

Тонкая рука совершила плавное движение, возвращая их назад в светлую залу.

— Смерть и перерождение уготованы тебе, чтобы был продолжен путь не слабым человеком, но порождением хаоса, шестерёнкой, блуждающей по механизму мироздания без привязки, появляющейся то там, то тут и заставляющей другие шестерни вращаться так, как вращаться они не должны.

— И что теперь?

Тобиус оглядел красивых людей, что отложили свои дела и стали теперь вдоль бортика гигантского бассейна, молчаливые, но с лицами светлыми и улыбками благостными.

— Господа послали меня, чтобы просить о помощи и предложить помощь.

Незнакомец прошёл к лестнице и медленно погрузился в бассейн по пояс. Вода, наполнявшая этот обширный резервуар, была призрачной и чистой, но светилась нежно-голубым. Блики света танцевали в ней, фантастическую пляску и мягкий пар с запахом лавандового масла наполнял воздух вокруг.

— Помощь, о странник, Господа просят о ней и предлагают её. Позволь нам помочь тебе, чтобы ты помог нам. Ступи в эти священные воды, благословлённые слезой Солнца Глубин, — руки незнакомца в жесте благоговения вознеслись к потолку, с которого взирало око кракена, — и пройди омовение. Всё старое будет смыто с тебя: старая судьба, старая плоть, копоть, пачкающая душу. Обратно ты выйдешь уже иным существом, благословлённым новой формой, истинной мощью и славой. Ты взойдёшь на этот престол и примешь бразды правления. Абсолютная власть и шанс на величайшее будущее из всех возможных…

— Имя?

— Что? — опешил незнакомец.

— Имя. Ты не спросил моего имени, Тобиус, и своего не назвал. При всём, что было сказано и увидено, не могу я просто довериться тому, чьего имени не ведаю. Как тебя зовут?

Остроухий усмехнулся.

— У меня так давно не спрашивали об имени, что я и забыл его вовсе. Таков удел скромного слуги, наверное… Имя… Чу’Ла. Да, так меня зовут…

Глаза болели. Давление в них росло, кровь приливала, наполняя капилляры. Радужки горели янтарными углями, кровь, собравшаяся вокруг них, стала походить на огненную кайму и сквозь неё волшебник огляделся. Картина двоилась пред ним, словно два образа накладывались один на другой, просвечивая, поочерёдно выступая на более плотный план реальности.

Тобиус видел сквозь ослепительно освещённую залу слабые огни во мраке; видел сквозь бассейн с мерцающими волшебными водами, кипящую жижу; видел сквозь Чу’Ла столб тьмы, плясавший над грязной пеной с огнями глаз и раззявленной пастью. Маг смотрел на красивых людей и видел сквозь них блеклые призраки из парившего в воздухе праха. Праха их истлевших оболочек, оставленных здесь тьму веков назад. Он видел истину сквозь ложь и тем рассеивал могучее наваждение.

— Я тебя вижу, — сказал маг, вынимая из поясного кольца жезл, — я тебя вспомнил.

— Проклятые драконьи глаза, — прошептало чудовище, — как же упорно