Читать книгу "Запретные уроки - Кэтрин Каски"

* * *

Сестру Грант отыскал в парадной гостиной. Под рукой у нее, на чайном столике, стояла шкатулка с принадлежностями для вышивания, однако она ничего не вышивала, а вырезала серебряными ножничками свои статьи из стопки лежащих на ковре газет. При этом Сьюзен весело напевала, даже когда увидела вошедшего Гранта.

— Чему это, черт побери, ты так радуешься? Купила себе новое платье? Или, может быть, веер?

— Ни то ни другое. Днем пришло письмо от отца.

— Поскольку ты, как я вижу, не вскрыла себе вены, то выпила, наверное, изрядную порцию настойки опия, чтобы приглушить горечь от его обидных упреков?

— На сей раз таких радикальных мер не понадобилось. Ты и сам поразишься до глубины души, когда узнаешь, что он мне пишет.

— Кого же изгонят из семьи следующим? — Он вскинул голову. — Э, я вижу, ты улыбаешься. Значит, Присциллу, да?

— Ну что ты говоришь! — засмеялась Сьюзен. — Да никого не гонят из дому на улицу.

— Что же тогда? У меня сил больше нет тебя дразнить, так что перестань тянуть с ответом.

— Ну, похоже, что папин поверенный, которого мы чаще зовем Неумолимым Жнецом[51], — она изогнула бровь, и Грант понятливо кивнул, — посылал папе мои статьи и газетную заметку о том, как я героически спасла герцога Эксетера.

— Никакого возмущения по этому поводу? — Глаза у Гранта стали очень серьезными.

— К счастью, ни малейшего. Более того, па утверждает, что я изменилась, а благодаря упорному труду, возможно, даже совсем исправилась. — Она отложила ножницы и улыбнулась во весь рот. Грант развалился в мягком кресле у камина.

— Значит, ты, возможно, изменилась — я правильно понял?

— Да, и поэтому он на Рождество сам приедет сюда — убедиться в моем преображении. — Сьюзен аккуратно сложила вырезки и поместила их в шкатулку для шитья. Подняла на брата взгляд, в котором не осталось и следа легкомыслия. — Я теперь совсем близка, Грант, — очень близка к тому, чтобы снова добиться расположения отца, уважения с его стороны. — И тут губы у нее задрожали. — Но ему не составит труда выяснить, отчего это я занялась преподаванием в школе и что произошло в ту ночь, когда я спасла герцога Эксетера. Ах, Грант, я будто стою у края глубокой пропасти, и малейший порыв ветра может низвергнуть меня в бездну.

— Не могу не согласиться, Сьюзен, — ответил брат, почесав в затылке, — что ты играешь с огнем, но сегодня я узнал нечто такое, что вполне может дать тебе карты в руки.

Сьюзен снова отложила ножницы.

— Скажи сначала, что принес добрые вести.

— Наверное, добрые. — Выражение его лица противоречило сказанному. — Мне в клубе предложили сегодня пари. Еще до конца нынешней недели некий аристократ женится на беременной дочке одного из наиболее влиятельных членов палаты лордов.

— Меня это не интересует, — пожала плечами Сьюзен, — да и тебя тоже, вероятно.

— Э, видишь ли, Сью, тебя это не может не интересовать, поскольку женихом называют герцога Эксетера.

— Что?! — Сьюзен вскочила на ноги. — Быть такого не может!

— Тут что-то затевается. Я сразу это понял, поэтому самым любезным образом угостил молодого человека, который предлагал пари, и до краев налил ему самого крепкого виски, какое только нашлось в клубе. Через час я уже вызнал все. Сью, пари так организовано, что герцог в любом случае останется в проигрыше. Если он будет все отрицать, девчонка нажалуется отцу, что он овладел ею силой. А если он женится, то тем самым признает, что соблазнил невинную юную дочь одного из виднейших лордов. В результате он утратит симпатию и всякое уважение в палате.

— Он не мог такого сделать.

— В этом ты права, поскольку предполагаемое соблазнение имело место в библиотеке, на парадном приеме в честь герцога. А самое удивительное: герцог не может отрицать, что его возлюбленной была именно эта крошка, потому что он ведь не разглядел ее лица.

У Сьюзен подогнулись ноги, и она буквально рухнула на кушетку.

— Добиться его оправдания могу только я одна.

— Да, но если ты и скажешь герцогу, что это ты была с ним, хотя лица он не видел, это все равно не поможет ему выпутаться из расставленных сетей. Тебе придется сделать публичное заявление.

— Я сделаю такое заявление.

— А теперь послушай и подумай. Мне представляется, что ты мыслишь нелогично — под влиянием потрясения от всего, что я тебе сейчас рассказал. Подумай хорошенько. Стоит признаться, что в библиотеке с Эксетером была ты, и в ту же минуту ты утратишь свою честь и вместе с ней — треклятое папино уважение.

— И свою семью. — Голова у нее закружилась, а вся кровь, казалось, отхлынула от лица.

Утро пятницы, 15 ноября

Спа-Филдс, Ислингтон[52], Лондон

В день первого митинга, организованного спенсианцами, порывистый ледяной ветер сек лицо колючим снегом. Себастьян стоял в одиночестве, дрожа от холода, а за его спиной выстроились рядами полицейские. Себастьяну было поручено не допустить массовых беспорядков.

К полудню здесь собралось больше двадцати тысяч человек. Они пришли и из отдаленных графств: Йоркшира, Ноттингемшира, Лестершира, Дербишира, и из ближайших пригородов Лондона, даже из Чипсайда[53], чтобы выразить свой протест против безудержного роста цен на продовольствие, против сокращения рабочих мест в текстильной промышленности из-за внедрения машин, против беззастенчивой траты государственных средств правительством и регентом.

Себастьян чуть не оглох от грозного ропота недовольства и язвительных насмешек митингующих. Слишком много их собралось. И если с ними не удастся договориться по-хорошему, то ни ему, ни констеблям нипочем не уцелеть. Действовать нужно не теряя времени, пока оно еще есть. Себастьян взобрался на какой-то ящик, оказавшийся рядом.

— Послушайте, что я скажу! — Крики стали мигом затихать, отступая подобно отливу. — Бунты и свержение правительства не помогут избавиться от наших бед. Всем станет только хуже. Нужно, чтобы мы трудились все вместе, как единый народ, и выработали план — как покончить с нынешними неурядицами.

В толпе послышался ропот, началось движение. Некоторые пробирались ближе, чтобы услышать оратора, другие, наоборот, старались отодвинуться подальше, словно боялись оказаться между толпой и полицией, если вдруг накалившиеся страсти перерастут в бушующий шторм. Себастьян воздел руки и простер их к толпе.