Читать книгу "Телегония, или Эффект первого самца - Инна Балтийская"

– Платон, почему ты молчишь? – с каким-то ужасом в голосе спросил майор Федотов, поднимаясь с места и опираясь обеими руками о стол. – Немедленно ответь! Ты действительно уходил из гостиницы ночью? Не верю! Платон, отвечай же!

– Спросите лучше Тимура Алиева, – предложил Вадим. – Он сегодня дежурил возле входа. И около пяти утра видел Зубарева, который возвращался в гостиницу.

– Он просто вышел покурить! – дрожащим от волнения голосом заметил Тимур. – Я не говорил, что он возвращался!

– Вы видели, как он выходил? – с металлом в голосе спросил Вадим. – Он подошел к вашей машине, но сам момент, когда отрывалась и закрывалась дверь гостиницы, вы не видели, верно? По крайней мере, именно так вы сказали мне пару минут назад.

Я сидела, со страхом слушая обвинительную речь. Сейчас Платона арестуют, факты действительно говорят против него. Возможно, он на самом деле пособник бандитов. И просто обманул меня, глупую тетку с переразвитым материнским инстинктом, готовую пожалеть любого мерзавца, умело пустившего скупую мужскую слезу. Но вполне вероятно, что его подставили. В любом случае милицейскому начальству нужен козел отпущения. Генерала Нечаева уже отстранили от работы, теперь на очереди как раз майор Федотов. Вряд ли он будет изо всех сил защищать подчиненного, когда сам стоит под занесенным мечом. Конечно, он предпочел бы, чтобы крысой оказался кто-то из другого отделения, но, раз на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли именно Платона, ему и идти под суд. А от меня тут вообще ничего не зависит.

Не зависит? Внезапно я поняла, что ничего и никогда в этой жизни от меня не зависело. При малейших трудностях я, словно улитка, пряталась в свою раковину, втянув рожки и заливаясь слезами. Первая же серьезная неудача выбила меня из колеи. И ведь я не боролась, не пыталась понять, что произошло, не доказывала свою невиновность. Нет, я скрылась в санатории, помахав всем сочувствующим плащом нервного срыва.

Я никогда не вернулась бы в свой институт, никогда не защитила бы диссертацию, никогда не написала бы ни одной серьезной научной работы, если б не Ромка. Вот он боролся за меня, боролся всю жизнь. А я лишь трусливо отсиживалась за его широкой спиной. Но теперь этой спины передо мной нет. Я осталась одна в чистом поле – трусливая, никчемная, не способная никого защитить, даже себя.

Я сбежала бы и отсюда, из этого маленького, залитого кровью городка, если б не Платон. Стыдно признаться, но меня держало здесь не стремление к справедливости, не желание обогатить науку или хотя бы удовлетворить свое любопытство, а лишь обида брошенной женщины и надежда на новый роман. Больше Платона рядом не будет, и я могу продолжать свое бесконечное бегство от жизни…

Стиснув зубы, я резко поднялась, с грохотом сдвинув в сторону стул. Все замерли, в изумлении повернувшись в мою сторону.

– Ребята, не горячитесь так, – негромко сказала я. – Платон провел эту ночь в моем номере. Скажу больше – он провел ее в моей постели. И уверяю вас, нам было не до воровства чужих почек.

Я немного помолчала, глядя в вытаращенные глаза майора Федотова, и мягко добавила:

– Он пошел покурить не раньше пяти утра, за окном уже начало понемногу светлеть. Если не верите, можете арестовать меня тоже.

Глава 32

– Ребята, я пришел принести извинения. – Вадим с такой силой ухватился рукой за дверной косяк, словно боялся, что мы немедленно вышвырнем его за дверь. – Вероника, мне очень жаль… но он молчал, никак не объяснял свое поведение, и я… Словом, ну и дурак же я!

Мы с Платоном как раз завершили долгое и бурное объяснение на тему того, что я не должна была жертвовать ради него своей репутацией, и теперь молча сидели в разных углах номера. Видимо, в глубине души я ожидала глубокой и всесторонней благодарности за свое выступление. Неважно, в чем бы эта благодарность проявилась – в горячих объятиях, любовном признании или, на худой конец, в простом человеческом «спасибо». Словом, я ожидала чего угодно, только не нудных нотаций! И теперь, оскорбленная в лучших чувствах, тихо дулась в своем углу. А тут как раз под руку подвернулся Вадим.

– Да, ты здорово постарался, – ледяным тоном заметила я. – На старости лет мне впервые пришлось выступить в роли секс-бомбы перед сплоченным мужским коллективом. Платону и то неудобно было при всех говорить о нашей бурной ночи, а мне-то каково! Ты не мог сначала спросить меня, а потом уж выступать с обличительными речами?

– Ну дурак, я ж говорю. – Вадим краснел и бледнел, куда только делся его самоуверенный вид!

Я злорадно наблюдала за ним, но прощать не спешила.

– Давайте в ресторан завалимся! Я угощаю. Хоть как-то попытаюсь загладить вину.

– Девять вечера, – задумчиво поглядела я на часы. – В этом городке еще работают рестораны, кроме подвального бутербродного бара?

– Я недалеко видел какой-то китайский кабачок типа «Вынь-Сунь», – с неловкой усмешкой заметил Вадим. – До полуночи он точно открыт. Поехали? Ну пожалуйста, иначе я решу, что вы меня не простили, и всю ночь от расстройства не засну.

Пожалев несчастного интерполовца, я согласилась отправиться в кабачок с неприличным названием. Свою роль сыграл и мой отличный аппетит, вовремя вернувшийся ко мне. Платон сначала ехать не хотел, но я так поглядела на него, что он лишь поежился и прекратил сопротивление.

В китайском ресторанчике с непроизносимым названием, действительно отдаленно напоминавшим «Вынь-Сунь», оказалось очень мило. Немногочисленные столики были отделены друг от друга расписными деревянными ширмами, и, когда мы устроились за столиком, возникло чувство уединения и некоторой интимности. Почти касаясь столика, висела красная бумажная лампа-фонарик, и я не удержалась, слегка толкнула ее пальцами. Качаясь, она создавала почти домашний уют.

Я пролистала меню – мда-а, скудноватенько. Это не Рио-де-Жанейро, как говорил великий Бендер. И повар тут наверняка не китаец. Вадим уговорил меня попробовать суп из акульих плавников и утку по-пекински, с черной фасолью. Платон долго отказывался от угощения, но Вадим был убедителен: только отведав столичной утки, Платон снимет тяжкий камень вины с его угнетенной души.

В результате утку ели втроем, неожиданно она оказалась восхитительной. А вот акулу, похоже, приготовили из местного речного окуня. Проголодавшись, я съела все, что принесли, и выпила целых три бокала прекрасного белого австралийского вина.

За столом мы, как по уговору, старались не касаться в беседе подозрений Вадима. Казалось, он сам от них полностью отказался и вел себя по отношению к молчаливому Платону подчеркнуто сердечно. Вадим балагурил, рассказывал забавные истории и, как он выразился, городские страшилки.

– Однажды получил я странное задание, – с озорным блеском в глазах начал он. – Надо было поехать в Канаду, ее франкоязычную часть, и выяснить, что за консервы приходят оттуда в Москву. По городу ходили дикие слухи, что, попробовав канадский утиный паштет, люди попадали в больницу с отравлением птомаином – трупным ядом. Несколько человек отравились окончательно и бесповоротно, остальные остались инвалидами. Правда, главный санитарный врач эти сведения не подтвердил, но вы ж понимаете, людей это еще больше взбудоражило. К нам стали поступать вроде бы проверенные сведения, что в Канаде пропадают наши девушки, которые отправились танцевать в стриптиз-бары. Мол, их продают в подпольные бордели, а тех, кто отказывается, отправляют на мясокомбинат. И именно из их печени делаются деликатесные паштеты.