Читать книгу "Амнезия - Федерико Аксат"

— Работать ты не пойдешь, — заявил отец. — Тема закрыта.

Я слышал их разговор со второго этажа. Помню, меня поразили не столько папины слова, сколько тон, которым они были сказаны. Эд Бреннер был мягким и добродушным человеком и скандалов не любил. Он умел говорить твердо, но никогда не повышал голос. Жутко хотелось в уборную — собственно, она и была целью ночной вылазки, — но я затаился в коридоре.

— Но почему, папа? Четыре часа в день, в двух шагах от школы. Нам нужны деньги.

— Не нужны нам никакие деньги. И вообще это не твоя забота.

— Мне пятнадцать лет, я уже не ребенок.

— Мой сын не будет работать на бензоколонке в двух шагах от своей школы. Я этого не допущу.

Они не ссорились, пока нет, но в голосах отчетливо слышалось раздражение. Я сел на верхнюю ступеньку и обхватил руками колени.

— Сядь, — приказал отец.

Скрипнул стул.

— Я ценю твою заботу, сын, но ты должен понять: деньги — это мое дело; так было всегда и будет впредь. Тебе, как ты сам сказал, пятнадцать лет. Ты должен встречаться с друзьями, с девчонками, заниматься спортом, развлекаться. То, что случилось с твоей матерью и со всеми нами… большое несчастье, но вы с братом должны жить, как раньше.

— Всего четыре часа, — упрямо твердил Марк. — Хотя бы на карманные расходы для нас с Джонни.

— Разговор окончен, Марк. Еще не хватало, чтобы ты стал пропускать школу. Учеба — вот твоя главная задача.

— Но, папа, я эти уроки делаю на коленке не глядя.

— Неважно. А если программа станет сложнее или ты найдешь свое призвание? Заливать бензин в чужие машины — пустая потеря времени.

— Нет. Это работа. А нам нужны деньги.

— Не нужны нам никакие деньги!

Я так и сидел, скрючившись на ступеньках. Мне было жалко обоих. Принимать чью-то сторону — дурная привычка взрослых, чуждая тому, кому едва исполнилось одиннадцать.

— Нам нужны деньги, — повторил Марк. — Ты продал мастерскую… За сколько? За триста тысяч?

Отец не ответил. Интересно, откуда Марк узнал про цену? Или он просто угадал?

— Я не оспариваю твое решение, папа. Я уверен, что ты поступил так, как в нашей ситуации было лучше всего. Мы нуждаемся в деньгах, а ты все равно не можешь работать, как раньше. Кто-то ведь должен заботиться о маме, искать врачей и все такое. Но ведь у нас почти нет доходов, магазины стоят пустые, чудо, что они вообще еще не закрылись.

— Довольно, Марк.

— Нет, ты должен меня выслушать. Что толку прятать голову в песок?

— Никто и не прячет.

— Я знаю, сколько стоят доктора и лекарства. При таком раскладе нам хватит денег еще на год, максимум на два.

На самом деле их и на год не хватило бы.

Отец не нашел что возразить, и понял, что Марк прав, хотя бы отчасти. А что, если мы окажемся на улице? Мама не выдержит, ей нужен уход, а без лекарств она умрет от боли. Ее могут убить и холод, и жара. Мне стало очень страшно, даже страшнее, чем в тот день, когда я узнал о БАС.

— Возможно, мама не проживет еще год, — сказал Марк. — А если проживет?

От его слов кровь застыла в моих жилах.

— Папа, мы должны рассматривать разные сценарии. Нельзя уповать на то…

— Не говори так, Марк. Твоя мать не сценарий.

— Ты знаешь, что я имею в виду! Хватит отрицать очевидное, это ничего не изменит.

— Никто не знает, что нас ждет!

Я вскочил на ноги и, не раздумывая, бросился вниз по лестнице. Заметив меня, отец и брат, как по команде, замолчали.

— Она вас услышит! — выкрикнул я.

66

Март 2001

Предсказание Марка сбылось с дьявольской точностью: десять месяцев спустя мы оказались на грани банкротства. Отец так и не решился мне рассказать, но в этом не было надобности: я и сам все видел. Рождество двухтысячного года выдалось невозможно жалким и тоскливым; долгожданный праздник, рождавший во мне предвкушение настоящего волшебства, обернулся худшей ночью в моей жизни — без подарков, зато в компании родственников со скорбными лицами. Отец снова работал в автомастерской, теперь обычным сотрудником на полставки. Билл сказал, что ему нужен кто-то сведущий в бизнесе, что клиенты спрашивают о бывшем владельце и продажи падают. Даже для одиннадцатилетнего мальчика было очевидно, что это такая же благотворительность, как и покупка мастерской. Отец принял предложение скрепя сердце; другого выхода не было. Марк все же добился своего и стал работать на заправке.

Наш финансовый крах приблизили два обстоятельства. Во-первых, мама подцепила инфекцию мочевыводящих путей, и отец не захотел отдавать ее в больницу. Кладовая превратилась в настоящую палату, набитую переносным оборудованием. Видеть маму присоединенной ко всем этим аппаратам, иссохшей, как осенний лист, было так больно, что я повадился запираться в ванной, чтобы вволю выплакаться. У мамы больше не было сил моргать, и она могла только слушать. Я чувствовал, что теряю ее, что она пропадает, как след от мелькнувшей на небе падающей звезды.

Окончательно семейный бюджет опустошил один ушлый доктор, обещавший больным БАС чудесное исцеление. Фамилия его была Шатлен, и я никогда не забуду проклятый день, когда этот трюкач появился в нашем доме. Мы втроем ужинали в кухне — с тех пор как мама слегла, никто не накрывал стол в гостиной, — когда раздался звонок. Отец сидел ближе всего к телефону и взял трубку. Пару секунд спустя, не сказав ни слова, он встал, поднялся на второй этаж и вернулся через пятнадцать минут с телефоном в одной руке и чековой книжкой в другой. «Мы так долго этого ждали», — сказал он со смесью радости и изумления.

Доктор Шатлен лечил травами и утверждал, что его метод дает удивительные результаты. Восемьдесят процентов выздоровевших, сказал отец, едва сдерживая слезы. Я тоже разревелся, потому что поверил: доктор Шатлен вернет мне мою маму, и она снова будет провожать меня в школу, печь свои фирменные оладьи и вязать перед телевизором. Я поверил, что в наш дом пришло чудо. Марк был куда сдержаннее. На следующий день на Гребне Ящера, ставшем для нас местом изречения горьких истин, он сказал, что этого Шатлена надо остерегаться, ведь вокруг полно обманщиков и шарлатанов, которые охотятся за людьми вроде нашего папы. За теми, кто хочет верить. Почему мой брат уродился таким пессимистом? Будь я на два-три года постарше, я бы понял.

Доктор Шатлен пришел к нам через несколько дней после звонка — почтенного вида человек лет шестидесяти, в круглых очках, с белоснежной бородой. Сначала он пожелал осмотреть пациентку, чтобы понять, принесет ли лечение плоды. Марка дома не было, а мы с отцом почтительно ждали вердикта эскулапа, осматривавшего маму так внимательно, будто рассчитывал поставить окончательный диагноз без всяких анализов. Врачи, которые наблюдали мою мать, были категорически против лечения неведомыми травами, но отец все равно решил попробовать. Что мы теряем, Джонни? Этот аргумент было невозможно опровергнуть.