Читать книгу "Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек"

Как же горько! И как стыдно!

Скорее бы, скорее бы уже пришел ангел Азраил с огненным мечом и исторг душу Мурада из бренного тела! Может, тогда удастся избавиться от бесконечного ужаса и ни с чем не сравнимого стыда. Ведь кинжал обманул Мурада, заставил делать ужасные вещи, а потом выбросил, как выбрасывают шелуху, когда готовят нут.

– Ты хотел обманываться, – голос Яхьи был ровным и безжалостным, – и я не могу ни винить тебя, ни судить, ведь я тоже был под его властью, я тоже говорил и делал вещи, которые Аллах считает непростительными ни для нищего дехканина, ни для султана.

Мурад вскинулся было, но Яхья продолжал размеренным голосом:

– Да, султаны решили почему-то, что они выше заповедей Корана, и продажные шейх-уль-исламы помогли султанам обмануться. И кинжал помог, но ведь каждый выбирает сам. Мы все обманулись, но не потому ли, что мы все жаждали обмануться? Нам сказали то, что противоречит заповедям Корана, но тьма, живущая в наших сердцах, заставила нас поверить. А потом пришла расплата.

В этот миг Мурад увидел ангела Азраила с пылающим мечом. Но ангел пришел не один. Рядом с ним стоял подросток, совсем еще ребенок, одетый, как бедный ремесленник. Живот и грудь его чернели пятнами колотых ран, в глазах застыло страдание.

– Когда-то ты обещал ему, – тихо сказал Яхья, – что, став султаном, остановишь убийства и насилие, что в твоей стране, султан, простому люду будет безопасно жить. Ты не сдержал эту клятву, как и многие другие, но что еще хуже – ты позабыл о ней. Аллах милостив, это правда. Аллах милосерден, и нет никого милосердней, чем он. Но вот эту клятву, клятву, которую ты дал мертвецу, клятву, которую ты не сдержал, Аллах тебе простить не может.

Мурад хотел закричать, хотел уползти куда-нибудь, подобно тому, как отползал от Яхьи дядя Мустафа в последние свои мгновения, хотел забиться под кровать, залезть в любую щель, но он не мог пошевелить даже пальцем, а из уст его вместо крика вырывались лишь отдельные хрипы. Азраил сурово кивнул ребенку, и тот поднял Мурада – легко-легко, будто и не султан он был вовсе, а невесомая пушинка, влекомая ветром. Мальчик нес султана все выше и выше, над Топкапы, над Босфором, а затем сбросил вниз.

И Мурад закричал – отчаянно и безнадежно, потому что воды Босфора разверзлись и он увидел огненную яму, в которой ему предстояло мучиться до скончания веков.

* * *

Человек, стоявший подле павильона, где держали шахзаде Ибрагима, не знал, что делать. Он ожидал приказа, но приказа не было.

Его помощник глупо пялился по сторонам. Еще бы, очутиться в султанском гареме – это как в рай живьем попасть! Впоследствии от этого дурачка тоже предстоит избавиться, но это будет потом, сейчас нужно было исполнить приказ… или отступить, тихо и бесшумно.

Когда-то давно у человека было имя, но сейчас он его не помнил. Оно больше не имело значения. Во время переговоров он предпочитал называться Али – так звали того, чей потомок вернется как пророк-махди, став мессией. Да и вообще имя короткое и распространенное. Подходит тому, кто выбрал своей работой отнимать жизни у других.

Несколько веков прошло уже с тех пор, как пала великая крепость Аламут. Но потомки Старца не исчезли – просто рассеялись среди неверных, толкующих Коран не так, как это надлежит делать, а потому ничем не отличавшихся от проклятых язычников. Следовательно, их убийство не является грехом. Так говорил Старец, так говорит и нынешний Учитель.

Человек должен был дожидаться приказа, но суматоха наверху показывала, что все идет не по плану. Это плохо. Человек, который сейчас назывался Али, не любил, когда план нарушался.

За убийство заплачено. Следовательно, убийство должно быть совершено.

Когда человек выслушал приказ запыхавшегося начальника охраны, он кивнул и, не задумываясь, всадил в грудь бывшему командиру нож. Приказ уходить был не тем приказом, который ожидался, а потому начальник охраны бывшего султана стал бесполезным куском мяса. А вот если никого из проклятых Османов не останется, тогда ши’ат Али, партия Али, может воспрянуть вновь. Гяуры вцепятся когтями в обескровленную Оттоманскую Порту, в тяжкой войне ослабеют и сами, а с небес на это будет благостно взирать Старец Горы.

Приказа не было – но кто об этом узнает?

Человек скупо улыбнулся – но тут же отпрянул, услышав рядом шорох. Это спасло ему жизнь: там, где только что находилась его голова, с легким шелестом пролетела женская заколка. Наверняка отравленная.

– Совсем старая стала, – улыбнулась Хадидже-хатун, выходя из-за кустов. – Раньше бы не промахнулась.

Человек бросил короткий взгляд туда, где должен был находиться его помощник. Тихо. Плохо, очень плохо. С другой стороны, не придется избавляться от дурачка собственноручно и он уже никогда и никому не сможет рассказать, что приказа не было.

Ведь другой приказ – приказ Учителя – не отменял никто.

Человек оскалился, принимая боевую стойку. Кем бы ни была эта девка, она отнюдь не проста.

– Я слышала о таких, как ты. – Хадидже сбросила туфли и ступила на траву босиком. Она двигалась, как танцевала, и жила, как танцевала, и Богиня улыбалась ей с небес, а в руках у султанской вдовы, словно ифрит из лампы, возник шелковый шнур. При виде его человек хмыкнул:

– А я слышал о таких, как ты. Ты проклятая неверующая, язычница, которая оскверняет своим дыханием этот мир.

– Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его, – парировала Хадидже. Она улыбалась – плясунья всегда должна улыбаться, когда выходит плясать. Она должна радоваться сама и радовать Богиню, иначе та отвергнет жертву и плясунье придется начинать заново.

Это не было похоже на благородное искусство матрака. Это вообще ни на что не было похоже – просто противники бросились друг на друга и сцепились в короткой схватке, когда в ход идут ножи, ногти, зубы… И вот они откатились друг от друга, тяжело дыша. Мужчина вскочил было на ноги, готовясь добить поверженную противницу, но в этот миг на него набросился подоспевший Хаджи Мустафа-ага. Короткий хруст сломанной шеи – и все было закончено.

– Старею, старею, – повторила Хадидже, поднимаясь на ноги.

Кызлар-агасы только хмыкнул – уж он-то понимал, что из позиции лежа с мужчиной можно сделать… много всего интересного. Спросил, взваливая на плечо обмякшее тело:

– Больше тут никого нет?

– Уже нет. Пришли евнухов прибраться.

– Будет сделано, госпожа.

Хадидже усмехнулась, наскоро оправляя порванную одежду. Локоть саднил, но это ничего. Главное – Богиня довольна.

Глупый мужчина. Мужчины вообще слишком часто считают себя самыми главными. Им и невдомек, что танцуют не с ними и не для них.

* * *

– Итак, все закончено, – тихо сказала Кёсем.

Лицо могущественной валиде было спокойно, почти безмятежно – лишь руки, холеные руки гаремной наложницы, на которых почти не заметно было признаков увядания (в гареме знают, что раньше всего стареют кисти рук и шея, а потому берегут их в первую очередь), – эти руки комкали шелковый платок. Белый шелк сминался легко, но султанше, казалось, этого было мало, и вскорости на платке, похоже, не должно было остаться ни одного гладкого места размером с женский ноготь.