Читать книгу "Земля мертвых - Жан-Кристоф Гранже"

– И вы не заходили в фонд Чапи?

– Нет, я же вам сказал. К чему эти вопросы?

Воздержавшись от ответа, Корсо снова кивнул Барби: рисунки.

Она порылась в сумке и вытащила оттуда копии портретов из подвального блокнота:

– Вы узнаете эти наброски?

– Разумеется, я их автор.

– Они взяты из тетради, обнаруженной нами в подвале, примыкающем к гардеробным «Сквонка».

– Прекрасная новость! Я потерял его много недель назад.

– Когда именно?

– Уже не помню. У меня таких десятки.

– Чтобы быть точными, – не унимался Корсо, – мы обнаружили эту тетрадь в укрытии, где вуайерист проделал отверстие в стене, чтобы иметь возможность наблюдать за танцовщицами «Сквонка» в их раздевалке.

Собески расхохотался:

– Этот ваш парень настоящий извращенец! Что за интерес подглядывать за раздевающимися девочками, когда они каждый вечер оголяются на сцене?

– Не шутите, в блокноте много эскизов жертв.

– Говорю же: это я их нарисовал.

– Они воспроизводят то, что видел подглядывавший.

– Прекратите нести чепуху. Я рисовал девушек, пока они готовились к выступлению. Я находился у них в гримерных. Я вхож туда. И хорошо знаком с Камински.

Корсо легко представил себе бывшего арестанта, неразлучного с торгующим живым товаром каратекой. Но что этот блокнот делал в подвале? Зачем было отбивать кирпич, чтобы наблюдать за тем, что он и правда мог видеть на месте?

Встреча провалилась, но Корсо и не ждал чуда. Это только первый раунд.

– Можно ваш ежедневник? – сказал он, завершая разговор.

Художник открыл ящик прилавка и извлек оттуда блокнот в кожаной обложке. Взяв его в руки, коп отметил, что это ежедневник фирмы «Эрмес».

– Я провожу вас, – сказал Собески, первым покидая мастерскую.

У входной двери он повернулся к своим посетителям:

– Вам что, не удалось подыскать другого подозреваемого, кроме меня?

К чему лгать?

– Пока нет.

– И все из-за того, что двадцать лет назад я совершил убийство? Надо шевелить мозгами, ребята. Маловато у вас воображения.

– Это убийцам его не хватает. Едва выйдя из тюрьмы, они сразу принимаются за старое – теми же методами, с теми же ошибками. Не мне тебе это объяснять. – Сам того не желая, Корсо вдруг перешел на «ты».

– Ты прав, – ответил художник тем же заговорщицким тоном.

Они нашли друг друга – сыщик и преступник, самая старая пара на свете…

– Потому-то бывшие осужденные всегда становятся нашим первым следом, а зачастую и последним, то есть верным.

Собески изобразил восхищенную улыбку и взял Барби в свидетели:

– Хорошо излагает, верно?

Корсо был поражен, заметив, что его коллега тоже улыбнулась в ответ. В этот момент счет явно был в пользу Собески.

Садясь в машину, Стефан спросил:

– Что такое пеггинг?

– Это еще называют «сцепление штифтами», – ответила Барби, захлопывая дверцу. – Приличными словами объяснить сложно.

Корсо повернул ключ зажигания.

– Тогда забудь о приличиях.

– Это когда женщина, надев пояс с фаллоимитатором, содомизирует мужчину.

39

Корсо и Барби уже взялись за поиски двух «алиби» художника: Юноны Фонтрей и Дианы Ватель. Первая жила в Кретее, но работала в мастерской скульптора Мэрилин Кузнец, на улице Каскадов, на Бельвильском холме. Вторая обитала в Четырнадцатом округе.

Сперва улица Каскадов.

Корсо вел машину, а Барби листала ежедневник. Внезапно она спросила:

– Собески сказал про какую-то «общую подругу». Кто это?

– Да ладно, брось.

Барби не стала настаивать и опять погрузилась в записную книжку художника, но неожиданно восхищенно присвистнула:

– Ишь ты, а он держит форму!

– Чего?

– Каждый вечер у него другая партнерша или партнер.

– Про мужиков не знаю, но никак не могу понять, что в нем находят телки.

В ожидании ответа он искоса глянул на свою спутницу, но Барби молча закрыла ежедневник. Снова выглянуло солнце, и Парижская окружная дорога купалась в прозрачном тумане, – казалось, все распалось на миллиарды белых частиц.

– Мы пришли к нему слишком рано, – заявила она.

– Ты меня удивляешь.

Барби опустила стекло и жадно вдохнула загрязненный воздух. Казалось, ее бледная кожа, подобно белой ткани, отражает свет. Мысль о том, что она может загореть, представлялась столь же абсурдной, как идея смешать воду с оливковым маслом. Обычная несовместимость молекул.

– Слишком уж все это очевидно, – резким голосом произнесла она. – Тиски, картины Гойи, блокнот с набросками: обилие улик убивает улику. И в то же время этот тип выглядит настолько уверенным в себе, что, вполне возможно, может хотеть спровоцировать нас. Или рассчитывать именно на то, что никто не поверит в такое количество уличающих деталей. В любом случае, если его свидетели будут стоять на своем, мы проиграли. Все остальное слишком бездоказательно: можно заниматься живописью, трахаться с жертвами, любить Гойю и носить белые костюмы – и при этом не быть серийным убийцей.

Барби прекрасно изложила ситуацию.

Поднимаясь по улице Пиренеев, Корсо добавил еще один аргумент:

– Вдобавок надо еще учесть, что его преступление восемьдесят седьмого года не похоже на наше дело. Отставник из Юра запутал меня…

Ему хотелось закончить на положительной ноте:

– По крайней мере, если Собески – наш подозреваемый, он будет сидеть смирно. Теперь он знает, что за ним следят.

– А разве это так?

– Приставь к нему пару наших ребят. Посерьезней.

– Все это не очень законно.

– Ты что, готовишься в адвокаты?

Припарковавшись на улице Каскадов, они отыскали тупик, перегороженный живым бамбуком и тростником. За этой растительностью можно было различить флигель, окна которого, усиленные стальными рамами, занимали целиком всю стену. Среди листвы несли караул длинные женщины из позеленевшей бронзы.

Этот адрес они и искали. Барби позвонила. Корсо закурил и проверил сообщения. Эсэмэс от Бомпар: «Пресс-конф о’кей». Значит, все прошло успешно. Первая хорошая новость за утро – или, возможно, плохая. Должно быть, Бомпар намекнула на их подозреваемого. Если Собески выскользнет из рук, они станут посмешищем всей Франции.

В домофоне раздался девичий голос: