Читать книгу "Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - Ахмед Рашид"

Страсть Талибана к иностранным инвестициям впервые зажглась при виде соперничества двух нефтяных компаний, аргентинской Bridas и американской Unocal, за право построить газопровод из Туркменистана в Пакистан через южный Афганистан (см. главы 12 и 13). Трубопровод привлек некоторых отчаянных и рисковых бизнесменов. В их числе афганские и пакистанские торговцы, построившие бензоколонки в Кандагаре и по дороге в Герат. Еще они обещали построить дороги. В 1999 году американская телефонная компания построила мобильную телефонную сеть между Кабулом и Кандагаром. Но всего этого слишком мало для восстановления нормальной хозяйственной жизни. Они лишь пытались усовершенствовать инфраструктуру контрабанды и облегчить жизнь купцам и перевозчикам.

Серьезные иностранные инвестиции и даже безвозмездная помощь для восстановления страны не придут до тех нор, пока не кончится война и не появится правительство, дающее хотя бы минимум безопасности и пользующееся хоть каким-то доверием, Афганистан сегодня — это экономическая черная дыра, испускающая волны неуверенности и хаоса в регион, уже пораженный экономическим кризисом. Инфраструктура Афганистана лежит в руинах. Нет даже самых элементарных удобств, существующих даже в самых отсталых странах. Нет проточной воды, почти нет электричества, телефонов, проезжих дорог и регулярных поставок топлива. Жестокая нехватка воды, продовольствия, жилья и других предметов первой необходимости. То, что есть в продаже, слишком дорого для большинства людей.

За время войны были установлены миллионы мин в самых плодородных и обжитых районах, это вызвало огромную проблему переселения людей. С 1979 года 400 000 афганцев было убито и столько же искалечено взрывами мин. В 13 процентах всех афганских семей есть хотя бы один человек, убитый или искалеченный минами, более 300 человек гибнут или получают увечья по той же причине. Хотя около 4000 саперов, нанятых ООН и другими неправительственными организациями, пытаются очистить страну от мин, но даже разминирование крупных городов будет закончено не раньше чем через десять лет. Даже в Кабуле после шести лет непрерывной работы в 1998 году еще оставалось 200 кв. миль неразминированных при общей площади города 500 кв. миль.[166]

Не считая мин, основная проблема для большинства жителей Кабула — это найти достаточное количество грязных афганских банкнот и заплатить за еду. Хотя лавки полны контрабандными продуктами из Ирана и Пакистана, у людей нет денег, чтобы это купить. Афганские хирурги, еще не уехавшие из Кабула, получают 5 долларов в месяц. Выжить они могут только благодаря тому, что им доплачивает Международный Комитет Красного Креста. Среднемесячная зарплата составляет 1–3 доллара США. Из-за повальной нищеты и отсутствия работы значительная часть городского населения полностью зависит от субсидий на продукты, предоставляемых ООН и другими благотворителями. Половина из 1,2 миллионов жителей Кабула получают ту или иную помощь от западных благотворительных организаций.

Это заставляет ООН постоянно мучиться вопросом, не служит ли гуманитарная помощь продолжению войны. Она дает военным вождям возможность на законном основании не заботиться о гражданском населении. Талибан всегда говорил, что он не отвечает за население, — Аллах подаст. Ко страдания простых афганцев только возрастут, если ООН и другие благотворители перестанут оказывать им помощь. В особенности это касается вдов и сирот.

В 1998 году экономическое положение заметно ухудшилось. Землетрясения разрушили Северный Афганистан, осада талибами Хазараджата вызвала голод в центральных районах, наводнение в Кандагаре затопило селения и посевы, а городское население осталось без хлеба после американских ракетных ударов и ухода благотворительных организаций в августе 1998 года. Холодной зимой 1998/99 годов на улицах Кабула было много голодающих, которым приходилось каждый день выбирать между едой и топливом для своего жилища. Но есть и некоторые признаки надежды — если наступит мир. Мировая продовольственная программа ООН считает, что урожай пшеницы в 1998 году составит 3,85 миллионов тонн, что на пять процентов больше прошлого года, он станет самым высоким урожаем с 1978 года.

Это результат роста безопасности в сельских районах, контролируемых талибами, прекращения боевых действий и возвращения беженцев, которые начинают обрабатывать свою землю. Хотя до сих пор 1,2 миллиона беженцев живут в Пакистане и 1,4 миллионов — в Иране, но в 1992–1999 годах более 4 миллионов беженцев вернулось домой. Однако Талибан и ООН по-прежнему вынуждены были импортировать 750 000 тони пшеницы в 1998 году, чтобы возместить недостаток продовольствия в городах. Ясно, что не Талибан превратил Афганистан в экономическую пустыню. Скорее, он унаследовал ее с гражданской войны, которую различные партии вели друг против друга с 1992 года. Но ни одна партия, включая Талибан, не уделяла внимания нуждам гражданского населения.

Неудивительно, что страны Запада уже устали подавать нищим — они с неохотой выделяют новые средства на гуманитарную помощь стране, в которой постоянно идет война, а военные вожди ведут себя безответственно. «Мера страданий, перенесенных афганским народом, буквально чудовищна, — говорит Альфредо Витски-Честари, бывший до 1998 года координатором ООН по Афганистану. — Проходят годы, а денег все меньше и меньше. Мы собираем меньше половины того, что просим».[167] Военные вожди совершенно не задумываются о будущем восстановлении страны. Черная дыра на месте афганской экономики становится все шире и шире, затягивая в себя все больше афганцев и всех жителей региона.

Глава 10. Глобальный джихад

«Арабские афганцы» и Усама бин Ладен

Торкхам — пограничный поселок, с которого начинается Хайберский перевал. Цепь, натянутая поперек дороги, обозначает афгано-пакистанскую границу. С пакистанской стороны стоят нарядно одетые ополченцы из пограничной стражи в серых шальвар камиз и тюрбанах. На дворе апрель 1989 года, советские войска только что покинули Афганистан. Я возвращался в Пакистан из Кабула, но граница оказалась закрыта. Утомившись в пути, я лежал на поросшей травой обочине с афганской стороны и ждал.

Неожиданно за моей спиной подъехал и остановился грузовик, полный моджахедов. Но его пассажиры не были афганцами. Бледнолицые арабы, голубоглазые уроженцы Средней Азии и темные, похожие на китайцев, люди в небрежно завернутых тюрбанах и плохо подогнанных шальвар камиз. Подпоясанные патронными лентами, они держали в руках автоматы Калашникова. Не считая единственного афганца, бывшего у них за переводчика и гида, ни один из тридцати иностранцев не говорил на пушту, дари и даже на урду. Дожидаясь, пока граница откроется, мы разговорились.