Читать книгу "Афган - Родрик Брейтвейт"

Я понимаю, что мне просто повезло — я попал в Афган не сразу после училища, а до этого целый год был на переподготовке. Молодым лейтенантам было сложнее — многие сержанты были их старше, сложившиеся негативные традиции было сложно переломить с наскока, вот и не у всех получалось. И очень мешала многим младшим офицерам обычная человеческая заносчивость — как это я, офицер, буду спать в одной казарме с солдатами?! А я спал в одной казарме со своими подчиненными (за небольшой перегородкой). И была другая крайность, когда офицеры разводили «панибратство» и теряли авторитет. Как и во всем, здесь была нужна золотая середина.

Русские и афганцы

Русские впоследствии утверждали, что несмотря на все ужасы войны, они неплохо ладили с афганским населением — лучше, чем солдаты НАТО, пришедшие после них.

Это сильное утверждение, однако оно не беспочвенно. Поскольку многие советские солдаты были родом из бедных сельских районов, они могли понять афганских крестьян. Андрей Пономарев, которого отправили в Бахарак, прежде жил в деревне в Калужской области. Некоторое время он служил на заставе, охранявшей мост через реку. Там служили не только советские, но и афганские солдаты. Их землянки стояли вперемежку с русскими. Пономарев нашел общий язык с афганскими призывниками, которых кормили лучше русских. Прежде они были крестьянами вроде него самого, только землю им приходилось возделывать гораздо более бедную, чем в Калуге. Они жаждали выучить русский, и он помогал им как мог.

Александр Гергель, товарищ Пономарева, высказывался так:

Не скажу за всех солдат, воевавших там, но о себе лично могу твердо сказать. Я не испытывал ненависти к афганскому народу. Напротив — сочувствие и жалость. Иногда, когда мои условия существования становились особенно невыносимыми, мне казалось, что всему виной именно они, местные жители. Меня охватывало раздражение и казалось, что хочется перестрелять всех и каждого. Но потом я видел людей, тяжело работающих на своей скудной земле, и снова во мне просыпалось сочувствие. Ярость и ненависть прорывались только в бою. А бои мы в основном вели с превосходящими силами противника. И помощи с воздуха ждать почти не приходилось. Так что можно считать, что мы воевали на равных. Мы имели преимущество в вооружении, они — в тактике. Дома же, в привычных условиях.

Младшие советские командиры сами вырабатывали договоренности с кишлаками, командирами моджахедов, а прежде всего, конечно, с представителями режима — солдатами, милиционерами, руководителями сельских отрядов самообороны. Отношения были сложными. Бои перемежались сотрудничеством и компромиссами: прекращением огня, готовностью закрыть глаза на контрабанду (при условии, что речь идет не об оружии). У крохотных отрядов на заставах не было особого выбора, кроме как налаживать отношения с жителями деревень. Им выделяли товары, которыми они могли пользоваться для бартера и взяток: консервы, сахар, сигареты, мыло, керосин, спички, подержанную одежду и обувь, и так далее.

Второй батальон 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка вел наблюдение за Панджшерским ущельем. Штаб батальона располагался в маленькой крепости в Анаве. Военные врачи, когда могли, оказывали местным жителям помощь. Солдаты показывали крестьянам фильмы и наносили визиты местным чиновникам. Они пытались выступать посредниками в непостижимых местных конфликтах. Они снабжали бедные семьи мукой, консервами, растительным маслом, солью, сахаром и сгущенным молоком. Представитель ХАД в Анаве как-то пригласил офицеров батальона на ужин, где те встретились с местными «шишками»: секретарем комитета партии, главой местной администрации, врачом и учителем. На стене висели портреты Горбачева и Ленина. Гостей обильно кормили, подавали пакистанские сладости на изысканном фарфоре, мясо, рис, картофель, лук. Трапезу сопровождала афганская поп-музыка из магнитофона. Моджахеды обстреливали крепость довольно бессистемно, обычно по воскресеньям. Русские в ответ поливали огнем окрестные горы. Однажды моджахеды попытались взять штурмом одну из застав батальона, но то было исключением: они желали взять реванш за потерянный недавно караван.

Многое зависело от командиров — как советских, так и моджахедов. Александр Карцев наладил хорошие отношения с местными жителями, а командир соседней заставы — нет, и на нее регулярно нападали, тогда как Карцева и его людей трогали редко.

Чтобы улучшить отношения с жителями кишлака, Карцев прибегал к своим ограниченным врачебным навыкам. Горцы не были знакомы с современными лекарствами и поэтому хорошо реагировали на аспирин, обычные антибиотики и так далее. Репутация Карцева укреплялась. Однажды, когда он навещал своих пациентов в кишлаке, его похитили. Он ждал худшего, но оказалось, что брат местного командира моджахедов Анвара случайно ранил себя, и Карцева привели, чтобы его вылечить. К счастью, это удалось.

Несколько месяцев спустя на заставе появились две БМП с местными афганскими чиновниками. Они приехали заключить сделку с Анваром и попали в ловушку: тот захватил их в плен и угрожал убить. Командир местного отделения ХАД полковник Вахид попросил Карцева договориться об освобождении людей и возврате машин. Карцева доставили к Анвару, и тот заявил, что БМП отдаст, но пленников казнит, поскольку они в союзе с врагами ислама. И даже пойдет Карцеву навстречу: он не станет их пытать. Карцев возразил, что убивать посланцев неправильно: против кишлака и посевов примут ответные меры. Погибнет множество правоверных. Анвар подумал, посоветовался с соратниками, отпустил пленников и вернул машины.

Отношения афганцев с русскими были запутанными. В августе 1984 года афганский танковый полк участвовал в совместной операции в провинции Пактия. Один из танков подорвался на мине с дистанционным управлением, перевернулся и раздавил офицера ХАД. Через неделю к советскому военному советнику, прикрепленному к тому полку, пришел старик и четверо его сыновей. Братья были высокими, могучими и увешаны оружием, как новогодние елки. Они рассказали, что погибший офицер ХАД был их братом. Он учился в Советском Союзе. А они ушли к моджахедам. Советник налил им чаю, поболтал с ними о погоде, показал на карте место, где взорвалась мина, и назвал имя местного командира повстанцев. Они поблагодарили его и отправились мстить.

Панджшерский лев

При всей неоднозначности взаимодействия советских военных со своими врагами еще более замысловатые отношения выстраивались у них с Ахмадом Шахом Масудом, который поразил воображение и русских, и афганцев своей лихой защитой Панджшерской долины. Масуд — это прозвище означало «счастливый» — был подлинным, харизматичным героем, самым компетентным и государственно мыслящим из всех командиров повстанцев. Название «Панджшер» переводилось как «пять львов», так что Масуда повсеместно именовали Панджшерским львом. Генерал Норат Тер-Григорьянц, сражавшийся с ним, считал Масуда «очень достойным противником и искусным организатором боевых действий. Имея крайне ограниченные возможности в плане обеспечения вооружением и боеприпасами, значительно уступая советским и правительственным войскам в оснащенности своих отрядов техникой и вооружением, Масуд тем не менее сумел организовать в Панджшере такую оборону, что нам с большим трудом удавалось ее взламывать и ценой огромных усилий овладевать территорией».