Читать книгу "Земля несбывшихся надежд - Рани Маника"

В школе детей заставляли учить японский, и от них я научилась говорить «Домо аригато». О чем бы ни просили солдаты, я немедленно кивала головой и быстро благодарила на их противном гортанном языке. Я видела, что им доставляет удовольствие то, что я потрудилась выучить эти слова. Они считали меня умной и не видели во мне страха, но я их боялась. Даже когда они уходили с кудахтающими курами в руках в облаках перьев, я боялась их. Я помнила, что они забрали мужа соседки и расстреляли его, оставив умирать в яме. Даже слова Муи Цай о том, что их любимое блюдо из вареного белого риса с сахаром действительно очень вкусно, не могли уменьшить моего инстинктивного недоверия к их злым глазам. Их нельзя было провоцировать.

В глубине сердца я всегда это знала. Все ходили с постоянно согнутыми спинами и опускали глаза в их присутствии. Время от времени полковник Ито, который часто приходил к Муи Цай и мог немного говорить по-английски, спрашивал меня, где спрятаны мои дочери. Я знала, что он понятия не имеет, есть ли у меня дочери вообще, но у него были такие хитрые глаза, что я дрожала, как лист, думая о Мохини под его ногами.

Я говорила себе снова и снова: «Когда все они уйдут, я буду праздновать. Но сейчас я опущу глаза и дам им самый молодой и нежный кокос с моего дерева». Я слышала истории о том, как они валили целые деревья, только потому, что в доме не было никого, кто мог бы срезать для них несколько кокосов. Именно поэтому я заставляла Лакшмнана каждый день срезать лучшие кокосы перед тем, как идти в школу. Как только они приходили в наш дом и указывали на дерево, я немедленно выбегала с зеленым фруктом. Они разрезали кокосы штыками. Я скрытно наблюдала за ними, за тем, как они пили, как сок вытекал у них изо рта, стекал по сильным и таким ненавистным шеям, оставляя на форме темно-коричневые пятна. Я желала им вреда. Я их ненавидела, но мой настоящий страх лежал глубже. Даже глубже, чем сломанное кокосовое дерево или обнаружение моих драгоценностей, спрятанных высоко в густой листве. Я боялась, что они не обратят внимания на кудахтанье кур и начнут копать землю, покрытую пометом. И заберут моих дочерей.

Эта мысль не давала мне спать по ночам. Каждый раз, когда я видела соседскую свободно бегающую китайскую девочку с короткой военной стрижкой и так туго замотанной грудью, что она казалась ровной, как доска, я начинала волноваться за Мохини. Я думала, что волосы моей дочери слишком красивы, чтобы их можно было обрезать, и, кроме того, даже если бы я замотала ее формирующуюся грудь и обрезала ее прекрасные волосы, с ее лицом ничего нельзя было сделать. Скулы, глаза, соблазнительный рот — все это ее выдаст. Единственным выходом было прятать ее.

Я сидела одна и смотрела на далекие звезды, когда Муи Цай подняла москитную сетку и зашла на кухню. Так много времени прошло с тех пор, как она приходила навестить меня, и я ужасно по ней соскучилась. Она неловко села на скамью рядом со мной. В руке она держала маленькое липкое коричневое пирожное. Был праздник китайских богов. Время, когда второстепенные божки и духи посещают все китайские дома на земле, а потом уносят на небеса все сведения о людских грехах. Чтобы ублажить их, хозяин дома должен испечь сладкое пирожное, которое не позволит духам рассказать плохие вещи о домах, которые они посетили.

Муи Цай знала, что я люблю хрустящую корочку на пирожном.

Подперев голову руками, она внимательно на меня смотрела. Столько грусти в ее глазах я еще никогда не видела.

— Как ты? — спросила Муи Цай. Она все равно была самой лучшей моей подругой.

— Нормально. А ты?

— Я беременна, — вдруг заявила она.

У меня округлились глаза.

— Хозяин?

— Нет, хозяин больше не приходит ко мне. После японских солдат. Боится заразиться. Мое тело отвратительно для него. Он груб и холоден, но пусть лучше так.

— О Боже! — я была шокирована.

Несчастья бедной женщины, казалось, никогда не закончатся. Должно быть, она действительно родилась под несчастливой звездой.

— Да, это один из них, — спокойно сказала она. Тени у нее под глазами перемещались, как привидения в старом доме с призраками.

— Что ты собираешься делать?

— Хозяйка хочет, чтобы я избавилась от него, — сказала она очень буднично и как-то неловко пожала плечами. — В любом случае, как я могу его оставить? Что, если это сын одного из тех, кто помочился на меня после того, как закончил сажать свое семя?

— Что?

Она взглянула на меня с кривой усмешкой. Что-то странное появилось в ее глазах. Муи Цай никогда не рассказывала всего, что с ней произошло, а я никогда не спрашивала.

— Ты не знаешь, где я могу сделать аборт?

— Нет, конечно, нет.

— Ладно, я уверена, хозяйка должна знать.

Я ничем не могла ей помочь. Бадом, моя повивальная бабка, умерла два года назад.

— О Муи Цай, пожалуйста, будь очень, очень осторожна. Это очень опасно!

В ответ она лишь небрежно усмехнулась.

— Мне все равно. Ты знаешь, что самое странное? Недавно я слышала крик новорожденного в соседней комнате. И когда я вошла туда, плачущий ребенок исчез.

Я посмотрела на нее озабоченно, но она опять засмеялась. Это был тяжелый смех. Муи Цай сказала, что не испугалась, потому что знала — это был всего лишь призрак ее первого ребенка, который звал свою мать. Затем мы сыграли несколько партий в китайские шахматы. Я выиграла все их, и мне не надо было даже мошенничать. Муи Цай была где-то далеко.

Несколько дней спустя к нашим соседям примчалась «скорая». Она остановилась перед домом Старого Сунга, и оттуда выскочили два человека, одетые в белое. Сначала я подумала, что что-то случилось с хозяином, но это была Муи Цай. Я побежала к «скорой» и увидела то, что не забуду никогда в жизни. Ее лицо было искажено от боли, а глаза безжизненны, как будто она была на грани смерти. На носилках ее рука продолжала конвульсивно дергаться. Большое пятно черноватой крови испачкало платье, маленькие ножки тоже были покрыты пятнами крови, на лбу выступили крупные капли пота. Хозяйка бежала за носилками и объясняла санитарам на малайском, что она обнаружила Муи Цай уже в таком состоянии и что даже не знала, что та беременна.

Муи Цай посмотрела сквозь меня, ей было так больно, что она даже никого не узнавала. Она стала корчиться от боли. Я коснулась ее руки. Та была холодной как лед. Испугавшись, я попыталась удержать ее, но она резко оттолкнула меня. Человек в белом нетерпеливо отстранил меня, и носилки поместили внутрь медицинского фургона. Врач был очень серьезен. Двери «скорой» захлопнулись. Я посмотрела на хозяйку Сунг, стоявшую за «скорой», на ее безучастные глаза на дряблом лице. Раньше строившая козни, теперь она только раздраженно и угрюмо молчала. У меня появилось сильное желание подойти и толкнуть ее на землю, но это означало бы, что после этого я перестану быть одним из незаметных жильцов. Мы можем потерять наш сад. Без всякого выражения на лице я повернулась и пошла домой.