Читать книгу "Assassin's Creed. Кредо убийцы - Кристи Голден"

Она нашла отца в одном из боковых гардеробов. Он примерял традиционную мантию тамплиеров поверх элегантного костюма с Сэвил-роу и рассматривал себя в зеркале.

Увидев ее отражение, отец мимолетно улыбнулся и поправил свой восхитительный галстук.

– Как я выгляжу?

Как обычно, он долго возился с запонками. София не предложила помощи.

Она окинула взглядом идеально подстриженные седеющие волосы, благородные морщины, жесткие складки черной с темно-бордовым подбоем мантии, медальон с красным квадратным крестом на груди.

– Как тамплиер, – ответила София.

Отец не заметил, каким ледяным тоном она это произнесла, вернее, ему это было безразлично. Он просто не придал этому значения.

– Мир без насилия, – сказал он. – Тебе дадут за это Нобелевскую премию. Пора садиться и писать нобелевскую речь.

– Я прочитала твою.

Эта фраза привлекла внимание Алана Риккина. Его движения замедлились, он посмотрел прямо в глаза ее отражению в зеркале.

– И?

София опустила взгляд на зажатые в руке листки и громко прочитала строчки, которые все ее существо отрицало:

«Уничтожив свободу воли, мы уничтожим ассасинов – раковую опухоль, которая терзала человечество веками».

Она особенно выделила слова «раковая опухоль». Когда-то она сказала Кэлу: «Агрессия такая же болезнь, как рак. Мы научились лечить рак, когда-нибудь научимся лечить и агрессию».

София ставила знак равенства между раком и агрессией, а для ее отца сами ассасины были раковой опухолью.

Она зло перебирала листы:

– «Подонки… гадкий сброд…»

– Это не лучшие эпитеты, но точные определения, – сказал Алан Риккин.

– Это не точные определения, это геноцид! – выкрикнула София.

– Начинается новая эра.

Голос Алана Риккина прозвучал спокойно и рассудительно, и, когда он повернулся к Софии, выражение его лица было самым благодушным.

– София, ты совершила великое дело. Ты не вполне понимаешь это сейчас, но со временем поймешь. Мы столетиями бились над решениями. А ты, моя дочь… ты устранила саму проблему.

София знала, что отец презирает ассасинов. Один из них убил ее мать, и она сама выросла с ненавистью к братству. Она не хотела, чтобы еще чья-нибудь семья пострадала, как ее… или Кэла.

Странно, что ребенок тамплиера и ребенок ассасина пережили похожее горе.

Страшное горе.

София хотела положить конец страданиям. Отчаянно стремилась к этому. Настолько отчаянно, что не видела или отказывалась видеть то, что всю жизнь было у нее прямо перед глазами.

– Мы… я… делала это, чтобы спасти людям жизнь, – тихо произнесла она, настолько пораженная собственным открытием, что едва могла говорить.

– Не все заслуживают жизни, – сказал Алан Риккин.

София вздрогнула, вспомнив лицо женщины-ассасина, так поразившее схожестью с ней самой.

Алан Риккин посмотрел на часы и направился к двери. Он на секунду остановился и вопросительно вздернул бровь, увидев, что София осталась стоять на месте.

Все еще ошеломленная, она двинулась в зал за ним мимо облаченных в мантии тамплиеров, большинство из которых стояли с откинутыми капюшонами.

Лавируя между ними, София никак не могла понять, как случилось, что ее мечта исказилась невероятным образом.

– Значит, моя программа…

– Принесет человечеству долгожданный порядок, – закончил за Софию отец с неприемлемой для нее логикой. – Мы станем свидетелями рождения золотой эры человечества.

«Купленной ценой крови неисчислимых миллионов. Ничего хорошего такая золотая эра не принесет».

Чувство вины было таким сильным, что у Софии едва не подкосились ноги.

– И я за это в ответе.

– Плоды нашего труда принадлежат старейшинам. Сегодня их звездный час.

София никак не могла поверить: неужели отец ее не понимает? Или он просто в очередной раз сбрасывает ее со счетов?

«Какой же глупой я была! – подумала София. – И какой слепой!»

– Ты лгал мне, – сказала она. И это были не раздраженные упреки подростка, протестующего против родительского контроля. Просто констатация факта.

Он лгал не только о том, как будут использованы результаты ее многолетних научных исследований. Он внушил ей ложь о том, кто такие тамплиеры и кто такие ассасины.

Алан Риккин посмотрел на нее, и на мгновение его лицо смягчилось, а голос прозвучал добрее, чем когда-либо раньше, но слова ранили больнее клинков ассасина.

– Я всегда знал: ты в первую очередь ученый и только потом тамплиер.

И в этом было все его отношение к ней после смерти ее матери и его жены.

София посмотрела на него глазами, полными тоски и страдания.

– Ты проделала блестящую работу, она произвела на нас сильное впечатление, – сказал Алан Риккин. – Ее результаты подтвердили наше предположение, что людей от насилия не излечить.

Так вот в чем дело.

– Стало быть, – голос Софии прозвучал холодно и твердо, – ты все продумал заранее.

– Не совсем. Моя речь… ей не хватает элегантной концовки.

Какое-то мгновение София просто смотрела на отца, опасаясь, что он скажет нечто вроде того, что надо уничтожить не только ассасинов, но и свободу воли как таковую.

И вдруг она поняла. Алан Риккин хочет, чтобы она была с ним.

Не просто как полезный сотрудник, он и так использовал все ее таланты в своих интересах. И не как редактор, облекающий его мысли в изящные формулировки.

Это был вопрос отцов и детей. Алан Риккин хотел, чтобы дочурка была на его стороне. Как верный союзник и преданный соратник.

Она вспомнила их разговор несколькими днями раньше и его вопрос: «Не кажется ли тебе, что я выгляжу старым?» Никто не живет вечно, даже великий магистр ордена тамплиеров. И он хотел, чтобы его единственный ребенок с искренней верой и самоотверженностью продолжил дело отца.

Он никогда открыто не выражал отцовских чувств, и все проблески любви и теплоты исчезли со смертью ее матери.

Сдержанность и холодность – так он выражал свое уважение. Так он выражал свою любовь.

Но сегодня вечером он показал ей нечто большее. Он демонстрировал ей это постоянно, раз за разом, снова и снова. И только одобрение им геноцида помогло ей понять, насколько глубоко Алан Риккин бесчеловечен и жесток. И сейчас он предлагал ей то, что мог предложить, и она видела слабую надежду на его настороженном лице.

Но этого было слишком мало, и было слишком поздно.

Рыцарь без страха и упрека помог ей прозреть. София посмотрела отцу в глаза и процитировала: