Читать книгу "Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров"

Фредерик должен был дать ответы на вопросы, на основе которых Аллен составил два документа – стандартное «Заявление» и гораздо более каверзное «Показание с объяснением длительного проживания за рубежом и опровержением презумпции экспатриации». Их беседа была основана на нечестности – причем с обеих сторон. Фредерик не заботился о том, чтобы быть достаточно точным, и допустил ряд крупных и мелких ошибок и двусмысленных утверждений о своем прошлом, включая выдумку о сестре в Нэшвилле, которая якобы могла бы за него поручиться. Но он был намного аккуратнее относительно своих будущих намерений и заявил, что паспорт ему нужен для того, чтобы поехать в Россию и Францию, где он собирался «уладить свои имущественные интересы по пути в США, где нужно отдать в школу детей». Это было очевидное очковтирательство, и не похоже, чтобы Аллен ему поверил. У Фредерика не было никаких финансовых интересов во Франции, хотя он и мог раздумывать о переезде туда, поскольку Париж становился известен своим гостеприимством по отношению к черным американцам. И едва ли он хотел возвращаться в Россию, пока у власти были большевики и бушевала гражданская война. Фредерик (как и Аллен) также прекрасно знал, что он и его семья не смогут жить нормальной жизнью в большинстве Соединенных Штатов, где торжествовал Джим Кроу на пару с возрожденным ку-клукс-кланом и где его женитьба на Эльвире будет считаться не только предосудительной, но и незаконной. (Константинопольские англо– и франкоязычные газеты регулярно публиковали шокирующие статьи о расовой политике и линчеваниях в Америке.)

Во время интервью с Алленом главной проблемой Фредерика было, разумеется, его растянувшееся на десятилетия пребывание за рубежом – это вызывало подозрение, что он отказался от гражданства. Фредерик мало что мог сказать, чтобы это подозрение развеять, но все же попытался – заявил, что в 1905 году он хотел было вернуться в Соединенные Штаты, но добрался лишь до Филиппин. Неизвестно, предпринимал ли такое путешествие Фредерик на самом деле, хотя позже он и говорил о нем другим американцам, приводя кое-какие правдоподобные детали. В любом случае это едва ли могло развеять сомнения Аллена или Государственного департамента.

Аллен, со своей стороны, отвечал Фредерику как минимум небрежностью и оставил незаполненными некоторые важные разделы в анкетах. Этих пропусков будет достаточно, чтобы сделать заявление недействительным для Госдепартамента, будь оно туда отправлено. Но Аллен даже не потрудился передать его в Вашингтон; он оставил документы в генеральном консульстве, где они пролежали следующие четырнадцать месяцев. Вероятнее всего, он решил саботировать подачу заявления, отложив его в сторону.

Встреча с Алленом была лишь первой из проблем, что той осенью стали со всех сторон обступать Фредерика. Другой проблемой были деньги, что тоже не улучшало его положения в глазах генконсульства. Несмотря на популярность его сада в летний сезон, доходы от него все же были недостаточны и не покрывали ни текущих затрат – еда, напитки, топливо, жилье и все остальное в Константинополе стоило очень дорого, – ни полученных Фредериком кредитов. Когда осенью погода испортилась, посещаемость сада упала, и финансовые проблемы усугубились. Сначала коммерсанты попробовали получить то, что им причиталось, от самого Фредерика. Но когда у них это не вышло, они (считая его американским гражданином) стали жаловаться в американское генконсульство. Они поступили так не только потому, что город находился под союзнической оккупацией, но и из-за так называемых «капитуляций», которые давали Соединенным Штатам экстерриториальность в Турции. Это означало, что американские дипломаты имели право рассматривать дела своих граждан в своих же, а не турецких, судах и по своим, а не турецким, законам.

Первая жалоба в генеральное консульство поступила в конце ноября. Гражданин Греции Георгиос Матакиас заявил, что Фредерик купил у него пианино для «Англо-американской виллы»; оказавшись не в состоянии заплатить, он заменил покупку на аренду, но так и не смог выплатить нужную сумму. Поскольку жалоба была адресована на имя контр-адмирала Марка Л. Бристоля – самого высокопоставленного в Турции американца среди военных и гражданских (он командовал американской эскадрой военных кораблей, отправленных в Турцию после войны, и к тому же являлся американским верховным комиссаром в этой стране) – дело легло на стол самого генерал-консула, Габриэля Би Равндаля. Он поведет себя с Фредериком гуманнее, чем Аллен, – возможно, из-за того, что за плечами у него был совсем другой опыт (он родился в Норвегии и вырос в Южной Дакоте, где издавал газету и заседал один срок в Палате представителей, прежде чем в 1898 году стал профессиональным дипломатом). Равндаль решил лично поговорить с Фредериком и убедил его вернуть пианино и погасить долг.

Но затем дела пошли не так гладко. В начале декабря итальянский лавочник по имени Эрмано Менделино написал Равндалю, что Фредерик задолжал ему 252 турецких фунта (примерно 5 000 сегодняшних долларов) за вино и бакалею и не оплатил счета даже после того, как попросил и получил отсрочку. Кроме того, прямо ссылаясь на «капитуляции», Менделино обвинил Фредерика в том, что тот поступал так из расчета на то, что османские суды не будут трогать американского гражданина. Равндаль вновь вызвал Фредерика и попытался посредничать между ним и Менделино; но прошло больше года, а итальянец так и не получил денег. Следующим был болгарин по фамилии Бочкаров, заявивший, что он не получил 34,28 т. ф. за молоко, доставленное им в «Виллу» и на дом Фредерику. Некий булочник написал, что Фредерик должен ему 47,93 т. ф. за ежедневную доставку хлеба. Еще один жаловался, что не получил обещанных ему 55 т. ф. Известная в городе французская фирма «Хёйсман» (поставщик разнообразного инвентаря), начавшая сотрудничать с Фредериком за несколько дней до открытия «Виллы» и доставившая ему товаров на сумму 964,95 т. ф. (в сегодняшних деньгах это больше 20 000 долларов), тоже прислала в генконсульство счет. Фредерик выплатил часть этого долга, но лишь через девять месяцев и только после того, как в решение этого вопроса вмешался Равндаль. Позже было еще много подобных случаев.

Все это было досадно и унизительно для Фредерика, особенно в свете того финансового положения, которого он добился в Москве. К тому же это ставило его в ложное положение; хотя он и был не прочь обойти закон, когда это было выгодно, он все же был не из тех, кто старается обмануть торговца. Но еще тяжелее, чем смотреть, как кредиторы устраивают сцены в «Вилле», было выслушивать ханжеские лекции дипломатов в консульстве. Общаясь с ними, Фредерик заметил, как из предпринимателя, управляющего десятками работников, он превращается в просителя, который пытается задобрить недружелюбное начальство. Вскоре после Рождества 1919 года Равндаль велел ему «уладить все эти вопросы по-хорошему в самое ближайшее время»: «Я желал бы избежать такого досадного и затратного дела, как судебные разбирательства по этим вопросам, но я не смогу не принять к рассмотрению иски, если таковые будут поданы». Финансовые затруднения Фредерика становились помехой для американских интересов в Константинополе.

Той тяжелой осенью 1919 года его проблемы не ограничивались «Виллой». В ноябре он попытался найти Ольгу, свою старшую дочь, которая отстала от семьи во время апрельской эвакуации из Одессы. Вопреки оптимистическому предположению британского консула, она не прибыла в Константинополь на одном из других кораблей с беженцами из южной России. Фредерик сделал дополнительные запросы в британское посольство в Константинополе, и, чтобы придать вес своей просьбе, передал туда, в посольство, 30 фунтов стерлингов на оплату транспортных расходов за Ольгу, если та найдется. Это была значительная сумма (соответствующая примерно 4 000 сегодняшних долларов), и ему было нелегко добыть ее, раз он не мог оплатить счетов за молоко и хлеб для трех своих сыновей. Британцы попытались в Одессе разыскать Ольгу, но безуспешно. Пройдет еще несколько лет, прежде чем Фредерик хоть что-то узнает о ее судьбе.