Читать книгу "Лабиринт фараона - Серж Брюссоло"

— Смотри! — приказал верховный жрец, поднимая тесло к лицу номарха, закрытому маской из чистого золота. — Это глаз Гора открывается перед тобой. Прими его как подарок. Он тебя накормит, он тебя поддержит. О, бедные земледельцы на полях Иалу, соберитесь с силами. Очистите ваши небесные тела, примите глаз Гора…

Молитва была слишком длинной, и Мене-Птах, впервые с тех пор, как начал исполнять обязанности верховного жреца, почувствовал, что у него пересохло во рту. Он читал механически, уже не понимая, что говорит. Он боялся какого-либо безумного поступка, внезапного и непонятного каприза Анахотепа. А вдруг тому захочется сорвать с себя маску и выйти из саркофага? Или он вдруг начнет двигаться, посчитав обряд слишком скучным?

Мене-Птах дрожал при мысли о возможном скандале, который погубит его репутацию. Чем больше он всматривался в «мумию» номарха, тем больше ему казалось, что она шевелится. Сейчас это заметят все… Солдаты, толпа… Через мгновение раздастся крик ужаса…

Верховный жрец мысленно отсчитывал стихи погребальной молитвы, спеша поскорее добраться до ее конца. Он вдруг сообразил, что бормочет невнятно и быстро и слуги кидают на него недоуменные взгляды, однако понадеялся, что его странное поведение припишут волнению. Было очень жарко, и он ждал, что у Анахотепа вот-вот подогнутся колени и он в обмороке рухнет к его ногам… или же попросит воды плаксивым голосом, слышным на другом конце наклонной эстакады.

Наконец саркофаг опустили на землю и накрыли крышкой. Однако нервы Мене-Птаха настолько расшатались, что, когда он совершал такой же обряд над другими мумиями, ему казалось, что он слышит их дыхание, стоны и даже видит, как они дергаются под льняными лентами. Некоторые из них показались ему настолько похожими на живых, что он чуть было не убежал, посчитав, что сходит с ума. И все же он решил сохранять спокойствие и не поддаваться галлюцинациям.

В себя он пришел только внутри пирамиды, когда потребовалось возглавить похоронную процессию, следуя по красной ленте, уложенной на земле, чтобы указывать путь. Анахотеп предупреждал: нельзя отходить от ленты больше чем на три шага, если не хочешь попасть в ловушку, которыми начинен лабиринт. Процессия углубилась в гробницу, следуя извилистым путем к погребальной камере, где находилась базальтовая ниша, в которую вставят саркофаг Анахотепа.

Мысль о ловушках угнетающе действовала на присутствующих. Они продвигались, стараясь идти след в след по красной ленте, словно канатоходцы над пропастью. Все желали побыстрее вырваться из этого мрачного места, где на каждом шагу их подстерегала смерть. Но процессия была нескончаемой, так как следовало еще перенести и багаж усопшего. Предметы мебели и мумии слуг были сложены кучей, кое-как. С каждой минутой страх, охвативший жрецов, все возрастал. Движения их стали беспорядочными, и они постоянно сталкивались друг с другом. Все видели только одно: красную ленту — линию, с которой не следовало сходить под страхом смерти.

Достаточно было пустяка, чтобы возникла паника: сухой щелчок, глухой стук. И тогда все, толпясь, бросились бы к выходу и не колеблясь топтали бы тех, кто имел несчастье упасть. Мене-Птах чувствовал это. Лабиринт представлялся ему гранитной крепостью, где под каждой плитой затаилась смерть, готовая схватить его в любой момент. Никто точно не знал, что собой представляли ловушки, расставленные Анахотепом, потому что тайна их ревниво оберегалась. Уверены были только в одном: их не было в погребальной камере, что позволяло без опаски складывать там личные вещи покойного. Глядя на беспорядочное нагромождение саркофагов, никто уже не знал, куда складывать всех этих воинов, рабов и лошадей, доставленных сюда согласно предсмертной воле номарха. Вся эта загробная армия угрожала погрести под собой саркофаг самого хозяина пирамиды. Жрецы толкались в полумраке, и каждый торопился отделаться от своей ноши, чтобы поскорее увидеть солнце. Шкатулки, наполненные драгоценными камнями, опрокинулись, большие глиняные кувшины с золотыми слитками разбились. Камни сверкающим дождем падали на гранитные плиты, и сандалии носильщиков топтали их, словно простые камушки. Было только одно желание: увидеть, как наконец-то опускаются каменные блоки, чтобы навсегда закрыть вход в гробницу.

Мене-Птах дал сигнал к отходу. Он шел последним, наматывая на свой церемониальный посох красную ленту. Теперь не оставалось никаких меток, позволяющих ориентироваться в оборонительном лабиринте, которым окружил себя номарх.

От жгучего солнца верховный жрец почувствовал большое облегчение и усталым голосом произнес:

— Опускайте блоки.

Тотчас рабочие начали раскачивать подпорки, которые удерживали глыбы, предназначавшиеся для замуровывания коридора. Послышался глухой звук ударов камня о камень, что-то вроде подземной лавины, будто гора обрушилась снаружи. Упавшие блоки подняли тучу пыли, хлестнувшей по лицам находившихся рядом людей.

Вскоре установилась тишина: гробница была замурована. Жрецы затянули молитвенное песнопение:

— «Вот Гор уселся на свой трон. О Ра, пусть дни моей жизни идут безмятежно по бесконечной дороге блаженства…»

Но их голосам, заглушаемым песчаным ветром, не удавалось подняться к солнцу.

22

У Ануны началась лихорадка. С тех пор как яд скорпиона проник в ее кровь, все ее тело горело. Она смутно помнила, что непроизвольно раздавила насекомое пяткой, а потом… А потом сознание ее словно окутал густой туман. Ей грезилось, что она звала на помощь, стучала кулачками по крышке своей раковины. Так ли это было на самом деле? Она не знала. Нет, наверное, потому что никто не дотронулся до саркофага, не открыл его… Или она (к счастью!) делала это позже, когда жрецы уже покинули пирамиду? Выживет ли она? Какой именно скорпион ее укусил?

Она прислушалась, сквозь гулкий стук крови в висках пытаясь уловить какие-либо звуки снаружи. Ей показалось, что вокруг нее царила необыкновенная тишина.

«Я в погребальной камере, — подумала она. — Меня замуровали заживо в пирамиде Анахотепа».

Она нащупала нож, которым должна разрезать ленты, удерживавшие обе половинки глиняной статуи. Начиная с этого момента ей придется все делать вслепую: у нее не было возможности зажечь маленький светильник, находившийся где-то в ногах.

Хотелось пить, не хватало воздуха. Стараясь не поранить пальцы острым лезвием, она принялась разрезать льняные полоски. От движений ножа лишь скрежетал металл. Щель была узкой, работу усложняли затвердевшие шероховатые края. К тому же Ануна боялась, как бы лезвие не сломалось или не погнулось. Льняные полосы поддавались легко, но порой они собирались в эластичную массу, тогда каждую из них приходилось резать отдельно. Усилия быстро утомили ее. От горячки началась тошнота. Наконец ей удалось сдвинуть с места верхнюю часть фальшивой мумии. Оставалось лишь оттолкнуть крышку саркофага, чтобы обрести свободу. Непроницаемый мрак пробкой вошел в горло. Задыхаясь, она ладонями уперлась в крышку, но та не пошевельнулась. Что-то очень тяжелое давило на нее сверху. Должно быть, другой саркофаг…