Читать книгу "Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз"

Караваджо пристально смотрел на каменную кладку. Чтобы написать картину, которая не затеряется на этой мрачной стене, потребуется много времени. Он уже писал Иоанна Крестителя – молодого, в пустыне. Но в минуту смерти? Художник содрогнулся. Он сам пережил подобные мгновения. Может быть, настало время извлечь их на свет божий из глубины сердца, где они погребены вместе с его страхом? Микеле снова зябко передернул плечами. Нет, ему никогда не избавиться от этой памяти. И картина, в которую он ее перельет, не затеряется на стене, даже если будет размером с ладонь. Она станет вселять в прихожан страх Божий или воодушевлять их – смотря по тому, насколько тяжела их вина перед Господом.

– Это честь для меня, синьор.

– Прочтите письмо.

Караваджо развернул бумагу и вгляделся в аккуратно выведенные писцом великого магистра строки, ровные буквы с одинаковым наклоном вправо.

Ваше Святейшество!

Великий магистр Иерусалимского ордена госпитальеров Святого Иоанна желает почтить добродетельного и достойного мужа, готового посвятить себя службе ордену. Он смиренно просит Ваше Святейшество о позволении посвятить в рыцарское достоинство избранного и назначенного им человека, несмотря на то что когда-то он в пьяной драке совершил убийство. Просим не отказать нам в сем ходатайстве в знак исключительной милости, ибо велико наше желание почтить заслуги сего добродетельного мужа и сохранить его при себе. Да дарует Вам Господь многие лета.

Виньякур поставил свою подпись менее уверенно, чем писарь, – перо оставило кляксу под его именем.

Караваджо хотел уже спросить Мартелли, кто же это добродетельное и заслуживающее доверия лицо, но старик встряхнул его за плечи:

– Ты будешь рыцарем, мой мальчик! Как только святой отец пришлет свой ответ.

Караваджо едва не рухнул, как будто до сих пор пребывал в постоянном напряжении, а от радостной вести внезапно ослаб. Это письмо может спасти его от убийц. Кем бы они ни были.

Мартелли обнял его за плечи и вывел из молельни.

При пороге Караваджо оглянулся на распятие. Когда-нибудь он вернется в Рим – сделав то, что не удалось убитому Полидоро. Вернется рыцарем и свободным человеком.

* * *

Мартелли проводил Караваджо до Итальянского подворья. Старик остановился у ворот и заговорил с предводителем рыцарей Кастилии. По двору со сжатыми кулаками расхаживал Роэро. «Понятно, почему он бесится. Пытался запугать меня в соборе, но безуспешно. Он этого так не оставит». К колодцу шел за водой поваренок, с опаской косясь на Роэро.

Караваджо направился прямо к лестнице, чтобы избежать возможной стычки. Но Роэро окликнул его и пошел за ним.

– Помните, что святого Иоанна вы пишете для рыцарей, а не для горстки изнеженных римских меценатов.

«Он знает о моем заказе. Эти рыцари так же стремятся выведать любой секрет, как инквизитор».

Роэро подступил к нему вплотную.

– Я слышал, каких красавчиков вы писали в Риме для кардиналов и купцов. Видел, как вы носитесь с этим поваренком – не только краски он там вам растирает, – он указал большим пальцем на мальчика у колодца. – И если о нашем святом Иоанне кто-нибудь напишет такой стишок, как об изнеженных мальчишках на ваших картинах, пеняйте на себя. «В твоем сердце он пламя зажжет» – слышать не желаю подобных виршей!

«Он знает, что меня прочат в рыцари, и исходит ненавистью. Он боится, что я оскверню благородную кровь ордена. Не позволяй втянуть себя в драку, Микеле!»

Роэро сжал затянутую в перчатку руку, ткнул Караваджо кулаком в плечо, отбросив к стене, и довольно оскалился.

Микеле потер ушиб – понимая, что требует от себя слишком многого. Как всякий мужчина, он дорожил честью не меньше, чем бессмертной душой.

Роэро тем временем выхватил из-за пояса кинжал:

– Я срежу с тебя мясо и брошу кости собакам!

– Раньше я тебе яйца отрежу, чванливый паяц! – вырвалось у Караваджо.

Не успел еще затихнуть его голос, а он уже пожалел о сказанном, но было слишком поздно. Они сцепились. Караваджо попытался выбить кинжал из рук Роэро, но тот сделал выпад.

– Господин Роэро, он безоружен! – прозвенел женский голос.

Роэро как будто не слышал.

– Синьор Джованни, нет! – снова крикнула женщина.

Роэро отвлекся. Оба оглянулись на девушку, державшую за руку поваренка. Она была на год или два старше и похожа на него, как сестра. По мальтийскому обычаю голова ее была повязана черным платком – так что открытым оставалось только лицо с глубоко посаженными черными глазами, затененными длинными ресницами.

– На безоружного человека, синьор Джованни! – повторила она с легкой укоризной.

Во двор вошел Мартелли. Роэро спрятал свой кинжал, смерил Караваджо презрительным взглядом и подошел к девушке. Мальчик выступил вперед – Роэро его оттолкнул. Он замахнулся, но девушка не дрогнула. Рыцарь отвесил ей такую оплеуху, что сам чуть не потерял равновесие, а она упала на землю как подкошенная.

– Как ты смеешь произносить мое имя, шлюха? – закричал Роэро.

Девушка вытирала хлынувшую из носа кровь.

«Похоже, она сказала не все, – догадался Караваджо. – Роэро коснулся ее не в первый раз. Она ведь знает, как его зовут… Вряд ли его ласка была ей приятнее, чем этот удар».

Роэро широкими шагами вышел за ворота. Мартелли сунул мальчику в руку монету:

– Отведи ее к аптекарю.

– Пойдем, Кармена, – он помог сестре подняться и увел ее.

– Лучше тебе носить оружие, Микеле, – поджал губы Мартелли. – Такому рыцарю, как Роэро, честь не мешает нападать на безоружного – теперь ты и сам это знаешь. Нельзя рассчитывать, что в следующий раз рядом окажется эта девчонка, чтобы его пристыдить.

Караваджо поднялся в мастерскую и вынул из сундука кинжал. Он вспомнил чувство свободы, охватившее его в молельне, пока он читал письмо великого магистра. «Нет, похоже, спасти себя могу только я сам», – подумал он и спрятал кинжал под камзолом.

* * *

Игроки в триктрак бросили кости. Мартелли отправил свои фишки к дальней стороне доски, другой рукой перебирая лазуритовые четки. Караваджо потянулся за стаканчиком с костями. Старый флорентинец не смотрел на соперника. В свете фонаря казалось, что его взгляд направлен внутрь. Должно быть, рыцарь перебирал в памяти схватку с неприятелем и каждую полученную рану, каждое мгновение в прошлом, когда он ощущал присутствие Бога, – и предстоящую с ним встречу. Караваджо с горечью улыбнулся.

Никогда еще не было так легко сплутовать в игре и никогда так не хотелось отдать противнику победу.

О чем вспоминает Мартелли? Как играл в кости с товарищем по караулу во время осады острова турками? С того дня миновало более сорока лет – тогда Мартелли, наверное, было столько лет, сколько сегодня Караваджо. Какие картины встают перед стариком из тьмы памяти? Караваджо выпил кубок вина, пока черед бросать кости перешел к Мартелли.